Он считал войну эту священным долгом для всякого кавказца, не исключая и грузин и армян и потому решительно не желая слушать ничего противного, ушел в Чечню.
Уходом его недоброжелатели мои успели убедить новое начальство в небывалых моих переписках с Шамилем.
Зная недоверие ко мне генерала Нейдгарта, я подал ему докладную записку о назначении меня на службу поблизости дома отца моего во Владикавказский военный округ, на что корпусный командир охотно согласился (не желая иметь при себе подозрительного человека). Я тоже с особенным удовольствием оставил главную квартиру, где, не пользуясь доверием, не хотел быть лишним человеком. Между тем чеченцы и главный наиб их Ахверди Магомет, не менее того не верили чистосердечному переходу к ним брата моего, считая его за русского агента, казнили проводника его в Чечню, а самого под строгим караулом отправили к Шамилю. Дав ему верных за себя поручителей, брат получил полную свободу, а также обещание, что вскорости будет назначен наибом7.
Я же, руководствуясь спокойной совестью, продолжал по-прежнему безукоризненно исполнять долг человека службы, в чем начальник мой, генерал Нестеров был убежден как нельзя больше и потому постоянно до смерти его (в чине генерал-лейтенанта в 1849 г.) я был с ним в отличных отношениях. Он был одним из редких русских начальников, которого подчиненные ему тагаурцы и назрановцы до того полюбили и уважали, что милиция от них в большом числе находилась при слабых его отрядах и служила гораздо усерднее и полезнее, чем солдаты и казаки. (Правительство нисколько не оценило их службу),
При кратковременном командовании генерала Нейдгарта, силы Шамиля быстро росли: сильное Аварское ханство и Акушинское общество восстали против русских и подчинились Шамилю (после смерти Ахметхана).
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Назначение главнокомандующим графа Воронцова. – Царпинский старшина Бехо. – Последствия даргинского похода. – Приход Шамиля в Большую Кабарду. – Приезд князя Воронцова во Владикавказ. – Восстание в гор. Кракове. – Переговоры с Шамилем.
В 1845 году последовало назначение наместником и глав нокомандующим генерала графа Воронцова, одного из лучших русских генералов, пользовавшегося в России и Европе популярностью.
В этом же году пошел он с двадцатипятитысячным отрядом через Андию в Дарго (резиденция Шамиля) с полной уверенностью окончить войну в один поход.
Экспедиция эта до того была несчастна для русского оружия, что вышло наоборот. Шамиль, хотя не сумел вполне воспользоваться оплошностью русских, но все таки остался победителем и много возвысился8, а Воронцов при всех своих отличных дарованиях, потерял много не только в глазах горцев, но даже в войсках, где бывало говорили: «Воронцова легче бить, чем кого-либо другого».
Так как я был участником Даргинского похода, то окончу о нем говорить тою истиною, что русский главнокомандующий и наследный принц Александр Госсенский были бы у Шамиля военнопленными, если бы он, действуя решительнее, неотступно преследовал разбитого бегущего противника9.
Во время проезда Воронцова в Даргинский поход через Владикавказ я был представлен ему Нестеровым, с весьма похвальной стороны. Но главнокомандующий, не знаю по чьей рекомендации, знал о небывалой переписке моей с Шамилем и потому, несмотря ни на отзыв ближайшего моего начальства, ни на личные мои заслуги10, обласкал меня гораздо менее, чем менее меня достойных!
Поняв в чем дело, я отправился к себе на квартиру, где застал знакомых гостей в главном штабе. В числе их был полковник Альбранд, назначенный походным дежурным штаб-офицером. С ним я делал два похода в Дагестан и в Абхазию, Из любви ко мне он советовал мне подать докладную записку о позволении мне отправиться в Даргинский поход. Этот поход он и все его товарищи называли последним враждебным походом русских в Дагестан. Убедив Альбранда, что его много походов придется нам делать с новым главнокомандующим, а за себя предложив ему младшего брата моего корнета Индриса и родного дядю поручика Габиса Дударова, отказался от его предложения.
В тот же день явился к графу Воронцову из Нагорной Чечни царпинский старшина Бехо с изъявлением, с. целым обществом, покорности правительству.
Главнокомандующий до того был обрадован приобретением царпинского общества, что считал это верным шагом к скорому покорению всего Дагестана. В этой уверенности, наградив Бехо и его товарищей ценными подарками, поручил Нестерову причислить их общество к Владикавказскому округу, о чем доложил и Государю Императору. Старшина Бехо был одним из людей, у которых нет ничего священного. Он несколько раз изменял Шамилю и русским, пользуясь выгодными случаями и переходя от одного к другим. А в 1830 году, пригласив к себе троих из лучших тагаурских алдар, изменническим образом убил их всех. С того времени, боясь мщения, до приезда Воронцова не смел никогда показываться в наши края. Теперь, считая себя под покровительством главнокомандующего, подняв высоко голову, отказался не только от разбирательства по существовавшему народному обычаю, но даже не хотел избегать встречи с наследниками убитых алдар, которые, зная всем горцам объявленные статьи закона11, сами избегали встречи с ним.