(Насколько мне помнится, единственным недостатком издательства было то, что оно сильно запаздывало с публикациями, в результате чего научные открытия могли устаревать, не успев выйти в свет. Но это уже была не моя печаль.)
Вот при какой солидной организации находился мой партийный окоп, в котором я держал оборону, стараясь не мозолить глаза партбюро. Несколько лет я благополучно прокантовался в редколлегии стенгазеты, рисуя карикатуры на завхоза и нарушителей трудовой дисциплины. И вдруг ни с того ни с сего партбюро бросило меня на профработу, назначив командовать цеховым комитетом внештатников-надомников, работавших на графбюро и отдел оформления. Этих придурков - художников, графиков, картографов, фотографов и т. д - при издательстве целый батальон околачивался, а я даже отделением в армии не командовал. К тому же профорганизация оказалась в полном развале, никакой работы, кроме сбора членских взносов, не велось, да и те, как открылось, секретарша собирала в свой карман.
Среди внештатников-надомников процветало бражничество: в издательство постоянно звонили из вытрезвителей, бывали случаи утери порученной работы, а также аморального поведения в отношении женщин и бытового разложения. И все это на мою бедную голову свалилось в один прекрасный день...
Напрасно я ссылался на отсутствие всякого опыта профработы, на семейное положение, на полное незнакомство с людьми - партбюро было неумолимо.
- Хорош тот партийный руководитель, который имеет хорошего зама, - сказали мне. - Не можешь сам - подыщи среди своих придурков непьющего человека, который согласился бы работу вести, администрация ему это зачтет. Но учти: отвечать за все ты будешь, головой и партбилетом!
Не знаю как голову, но партбилет у меня наверняка отняли бы, не найдись среди внештатников-надомников именно такой человек, какой мне был дозарезу нужен. Им оказался непьющий график Г. Коробков, человек чрезвычайно общительный, который с радостью согласился везти профсоюзный воз и сразу же развил невероятную деятельность. Фактически он командовал нашим придурочным профбатальоном, а я как бы состоял при нем комиссаром, чтобы проводить "партийную линию". Но, откровенно говоря, никакой линии я даже не проводил - профработа и без того пошла в гору. Коробков буквально творил чудеса: впервые за двести с лишним лет существования издательства Академии наук собрал общее собрание внештатников-надомников! Он где-то разыскал давно пропавшие профбилеты и привел их в порядок, он навещал внештатников-надомников на дому, он организовывал культмассовые мероприятия...
Я просто не понимал, когда он находил время для своей-то работы. И результаты стали сказываться.
Из вытрезвителей почти перестали звонить, внештатники-надомники стали меньше подводить издательство.
Мы даже художественную студию организовали! Партбюро заслушало мой отчет и признало работу вполне удовлетворительной. Но я честно заявил, что в этом заслуга не моя, а беспартийного товарища Г. Коробкова, который весь, без остатка отдался профработе. Насколько мне помнится, его наградили почетной грамотой.
Два года мы с ним пахали на профсоюзной ниве. Вернее, пахал один Коробков, а благодарности получал я за хорошее выполнение партпоручения. Иногда мне даже неловко перед ним становилось, но Коробков не обижался.
"Действительно, профсоюзы - школа коммунизма!" - иной раз думал я, глядя на его самоотверженную работу. Я решил Коробкова в партию рекомендовать: ведь любой коммунист может с него пример брать во всех отношениях. Однако события приняли несколько иной оборот...
Вызывают меня в партбюро:
- Ларский, где у тебя глаза были?! Ты знаешь, кого ты себе в заместители взял? Баптиста!
Конечно, я такого сюрприза не ожидал. Но все же я нашелся и ответил, что, мол, в профсоюзном уставе насчет баптистов ничего не сказано.
- За гнилой либерализм и ротозейство ответишь! - пригрозили мне.
Что делать? Преподобный Коробков, мой зам, действительно умудрялся совмещать активную профработу в цехкоме внештатников-надомников при издательстве Академии наук СССР с не менее активной деятельностью в баптистской общине. И кто-то об этом в издательство настучал.