А в московском горкоме художников книги, в котором я состоял на профсоюзном учете, неевреев числилось так мало, что они просто терялись в общей массе. Если учесть, что с переходом в ряды нештатников-надомников я к отделам кадров перестал иметь отношение, то можно сказать, что после XX съезда КПСС на собственной шкуре антисемитизма я почти не чувствовал, не считая мелких хулиганских выходок со стороны отсталых и нетрезвых граждан в общественных местах.
Я женился в самый разгар борьбы с безродным космополитизмом на студентке Галочке Кацен, которая тоже оказалась с "пятым пунктом". Верный своему принципу, я этому факту особого значения не придавал. Будь моя Галочка не еврейкой, а русской, китаянкой или даже папуаской, я все равно на ней женился бы! (Как потом выяснилось, Галочка, наоборот, придавала моему "пятому пункту" решающее значение.)
Однако папа, твердокаменный большевик, вдруг встал на дыбы, категорически возражая против моей женитьбы на особе с "пятым пунктом". Он призывал меня брать пример с двоюродных братьев и сестер, создавших смешанные семьи.
- А почему ты сам женился на моей маме, разве ты не знал, что она еврейка? - спросил я его напрямую.
- Объективно это было ошибкой, хотя мы с твоей мамой сошлись на платформе пролетарского интернационализма, - признался папа.
Но я взял и повторил папину ошибку, в результате чего мои дети тоже оказались с "пятым пунктом" - и путь в аспирантуру им был закрыт.
Это еще полбеды. Главная беда, на мой взгляд, в том заключалась, что мои дети о пролетарском интернационализме лишь понаслышке знали. Они в иную эпоху росли, в эпоху спирто-водочного патриотизма...
Я, к примеру, в их возрасте на практике пролетарский интернационализм успел познать. Когда Атаман принял меня в хулиганскую шайку, где вместе орудовали огольцы разных национальностей, населявших наш пролетарский двор, я там настоящую интернациональную закалку получил.
Став в шайке своим, я освободился от ужасных оков расовой дискриминации, которой подвергался как презренный "жидокитаец" (еврей + китаец), и меня перестали донимать дохлыми лягушками. Я убедился в том, что огольцы только чужих дразнят жидами, но в шайке среди своих никакого антисемитизма нет. Когда, к примеру, Абрашка-Верблюд обокрал пивной ларек, легавые заподозрили в этом Витьку Козла и Пашку Косого. Но русский и чуваш не выдали милиции еврея, хотя обоих за это на целый год упрятали в колонию для малолетних правонарушителей.
А разве меня самого не спас Мишка Ручкин по прозвищу Кабан? Потомственный русский пролетарий, сын паровозного машиниста дяди Васи, сам работавший на "Хруще" учеником слесаря. Кабан спас меня, еврея, рискуя своей жизнью! Он ведь тоже мог попасть в плен к фашистам, когда мы на окопном фронте драпали из окружения. Но во время паники он не бросил меня с больной ногой, а тащил на себе... Должен сказать, что, будь он на моем месте, я бы тоже его не бросил: ведь мы же были из одной шайки. Тех, кто своих бросал в беде, огольцы считали последними легавыми, еще хуже милиционеров.
Вот такую школу я когда-то прошел. Такого истинного пролетарского интернационализма, какой царил в нашей дворовой шайке, я не встречал ни в пионерском отряде, ни в армии, ни в партии... (Однако я надеялся, что в светлом будущем подобное возродится с новой силой.)
Легко было, я думаю, моему папе меня воспитывать в годы первой пятилетки! Сказал, что национальности отомрут, стукнул кулаком по столу, мол, раз надо - значит, надо, и я встал как миленький куда надо. "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" - воскликнул я и с этим лозунгом пошел вперед к коммунизму.
А каково мне пришлось с моими дочками, родившимися с "пятым пунктом", но в хулиганских шайках, слава богу, не состоявшими и с Карлом Марксом в детстве дружбу не водившими? Закадычные подружки у них были русские, и даже кузины и кузены уже не имели "пункта", но они тоже не в папином духе воспитывались.
К примеру, в классе у одного нашего племянника, который тоже с "пятым пунктом" остался, действовала подпольная пионерская организация БЖСР (бей жидов, спасай Россию), возглавляемая неким Володей по кличке Ленин. Юные патриоты-"ленинцы" мальчика до того довели, что он аппетит потерял, стал плохо учиться и вообще замкнулся в себе. Родителям он, конечно, ничего не рассказывал, боясь мести своего "Ленина".
Это вскрылось случайно, из-за оброненной им записочки следующего содержания: "Эй, космополит, если на суд не явишься (сам знаешь куда), приговор приведем в исполнение". Он долго отпирался, но в конце концов разревелся и все маме рассказал. Мама рассказала папе, а папа - инвалид Великой Отечественной войны - решил в школу не ходить, но потолковать с этим самым Володей-Лениным тет-а-тет. Благо жили в одном подъезде. Битых два часа он его пытался перевоспитать, про пролетарский интернационализм рассказывал, демонстрировал свои боевые награды: мол, гляди, мы, евреи, тоже патриоты... "Фюрер" БЖСР в ответ лишь одно бубнил: "Мы пойдем другим путем..." От антисемитских убеждений он так и не отказался, но пообещал свою подпольную организацию распустить и евреев больше не преследовать. А папа в свою очередь пообещал никуда не жаловаться, если "Ленин" обещание сдержит.