Узнав об этом, я, конечно, спросил этих родителей: почему не пошли прямо к директору школы, почему в газету не написали о вопиющем попрании принципа? Почему по месту работы родителей этого новоявленного Ленина не сообщили, какого сыночка они растят? Так все и осталось шито-крыто?
Мамочка в ответ на меня руками замахала:
- Ты знаешь, кто Володин отец? Он идеолог, профессор Академии общественных наук при ЦК КПСС! Он в отместку может такое сделать, что нашего сына ни в один институт не примут. А мне будущее сына важнее какого-то пролетарского интернационализма!
Если уж взрослые такое стали говорить, то чего же от детей было ожидать. Старшая дочь мне прямо так и заявила:
- Никакого такого пролетарского интернационализма нет и никогда не было. Это просто пропаганда для заграницы!
Когда же я ей привел пример с Мишкой Ручкиным, который меня - ее папу - спас на окопном фронте, она мне на это ответила:
- А в нашем классе никто из мальчишек не стал бы из-за еврея своей жизнью жертвовать.
Но я рук не опустил. Учитывая печальный опыт моего папы, я не обещал дочкам, что национальности отомрут совсем. Я пытался воспитывать их в интернациональном духе на положительных примерах из Всемирной истории, из жизни великих людей, а также на примерах из собственной практики.
...Так Мишка Ручкин (он же Кабан), спасший меня на окопном фронте, занял особое место в семейных преданиях, став эталоном интернационалиста и одновременно советского патриота: ведь он, по некоторым сведениям, погиб за Родину в период Великой Отечественной войны...
О покойниках, особенно о героях, которым обязан жизнью, плохо не говорят. Поэтому я умалчивал о том, что Мишка после моего спасения дезертировал с окопного фронта. Как мне впоследствии кто-то рассказывал, якобы за мелкую кражу на заводе он попал в лагерь, а из лагеря в штрафную роту, где и погиб... Но ведь эти подробности никакого отношения к пролетарскому интернационализму не имели. Наоборот, я старался, чтобы покойный как можно достойнее выглядел в глазах моего семейства. К примеру, если прямо под нашими окнами на Ленинском проспекте столицы нашей Родины, города-героя Москвы, алкаши разорялись насчет космополитов или сионистов (этими терминами они заменяли слово "жиды"), я говорил дочкам: "Будь Мишка Ручкин жив, он бы этим пьяницам сейчас показал бы!" К его памяти я всегда взывал, если дочки жаловались мне на антисемитские выходки в школе: "Вот Мишка Ручкин своих детей так не воспитывал бы!" и т. д.
Мне казалось, что старшая дочь чересчур болезненно на это реагирует, тогда как лучше к подобным пережиткам проклятого прошлого относиться философски, не придавая им значения. А с пьяными, наводнявшими наш подъезд и двор, вообще не стоит связываться - лучше их реплики пропускать мимо ушей... И я рассказывал про Мишкиного отца, дядю Васю, машиниста депо Москва-Сортировочная, который так напивался в дни получек, что гонялся за своей женой тетей Нюшей с ножом... После чего валялся у нее в ногах, прося прощения.
Легенда легендой, но, откровенно говоря, и мне самому покойный Мишка-Кабан стал служить опорой, незримо поддерживавшей меня в национально-колониальном вопросе. В самые мои тяжкие, неприятные и горькие минуты я говорил себе: "Нет, не все антисемиты! Помни, Татьяна Ларина тебя вырастила, а Мишка-Кабан тебя спас..." И мысленно перечислял хороших людей, встречавшихся на моем жизненном пути. Откуда я мог знать, что Кабан так меня подведет?
...Летом 1970 года мы всем семейством поехали в Новую Каховку, решив пожить дикарями в Днепровских плавнях. И вот когда мы ожидали вечером последний катер на Казацкие Огороды - конечный пункт нашего маршрута, - на причале появилась малоприятная личность, нарушившая идиллию. Любопытно, что издали она показалась мне знакомой, но когда я вблизи взглянул на эту личность, то понял, что просто с кем-то ее спутал. Это был пожилой пропойца с красной испитой харей, в руке он держал авоську с двумя бутылками "бормотухи". По его взгляду я сразу почувствовал в нем представителя славного племени алкашей-патриотов...