Выбрать главу

Увы, мое предчувствие подтвердилось. Узрев "космополитов" и мигом оценив обстановку (милиционера уже нет, причальница тоже смоталась домой, на причале своя братва рыбачит), алкаш встрепенулся, как боевой конь, и с ходу пошел в атаку. Начал он со стандартного репертуара - вот, мол, люди добрые, кто воевал, а кто в Ташкенте сидел... Мы кровь за Родину проливали, а эти...

"Люди добрые" - кое-какая местная публика, дремавшая с удочками, - заропотали, почуяв потеху:

- Понаехали тут... Усю рыбу перевели, космополиты проклятые!

- Черт его принес! Только не связывайтесь с этим типом, - попросила меня жена.

Мы продолжали о чем-то беседовать, делая вид, будто ничего не слышим.

Но алкаш-патриот, ободренный моральной поддержкой населения, закусил удила и понес:

- Гитлера со Сталиным на них нету! Но погоди, мы до этих абрамов из Бердичева доберемся, мы очки им посшибаем! - стал кидать он камни явно в мой огород...

А катер, как назло, запаздывал. Публика заухмылялась и перевела взгляды с поплавков на мои очки в ожидании дальнейшего развития событий.

- Молчите, не поддавайтесь на провокацию, - сказал я дочкам.

Между тем алкаш от слов, видимо, решил перейти к действиям. Размахивая авоськой, он двинулся прямо на нас под возгласы из публики:

- А ну-ка, врежь ему по очкам!

Конечно, четвероногий член нашего "космополитического" семейства, которого алкаш среди багажа не заметил, кинулся навстречу нападавшему. Собака была без намордника, старшая дочка с трудом успела удержать ее за поводок. Алкаш же - то ли с перепугу, то ли спьяну - попер на собачью пасть! А наша Рона Каровна - так мы ее величали - шуток не понимала. Еще мгновение, и алкаш оказался бы в местной больнице, я - в отделении милиции (как собаковладелец), а Рона Каровна - на ветеринарной экспертизе... И дело бы кончилось судом, причем свидетели, разумеется, показали бы не в мою пользу.

Сам не понимаю, как я успел броситься между алкашом и собакой, прикрыв его своим телом от ее зубов...

Пусть читатели представят себе следующую сцену. Я с криком "Куда лезешь, идиот!" - отталкиваю алкаша от пасти Роны Каровны, которая заливается истерическим лаем. Старшая дочка старается оттащить собаку, крича: "Неправда, мы не из Бердичева, мы из Москвы!", младшая ей вторит: "Мы в Ташкенте не сидели, наш папа воевал!" Жена кричит: "Не связывайтесь с этим антисемитом!", тянет меня сзади за пиджак, а рыболовы, побросав удочки, вскакивают с насиженных мест, чтобы лучше видеть, как советский патриот врежет "космополиту" по очкам.

- А, из Москвы вы?! - заорал алкаш, рванувшись из моих рук и замахиваясь на меня авоськой. - Я в Москве по таким жидовским...

"Мордам" он не успел сказать, ибо со мной произошло такое, что я до сих пор объяснить не могу, как будто не я, а кто-то посторонний воскликнул:

- Кабан!

"Что за вздор, - при этом подумал я, - ведь Кабана давно в живых нет?" Но почувствовал, что цепенею...

Алкаш из красного стал совершенно белым и замер с занесенной рукой, дико уставившись на меня.

Вдруг из его груди вырвался вопль:

- Абрашка!! Гозенпуд!! Родной ты мой! - и он, рыдая, бросился меня целовать.

Если бы он мне своей авоськой въехал по очкам, я бы и то меньше был ошарашен: ведь это и вправду был Кабан! (Но он принял меня за Верблюда.)

- Мишка Ручкин! - закричал я. - Я не Верблюд, я Левка Ларский, Китаец! Ты меня спас на окопах!..

- Левка! Ты?! Родной ты мой! - еще сильней зарыдал алкаш, сжимая меня в объятиях...

От столь неожиданного поворота на причале разыгралась сцена, подобная последнему акту гоголевского "Ревизора". И рыболовы, и мое семейство, включая собаку, - все остолбенели с открытыми ртами.

Так произошла моя воистину фантастическая встреча с погибшим Мишкой Ручкиным - "человеком из легенды", с которым мы расстались почти тридцать лет тому назад на окопном фронте.

И вот он воскрес из мертвых в образе алкаша-патриота, развеяв мою легенду о Мишке Ручкине - пролетарском интернационалисте.

Когда после объятий мы начали наперебой вспоминать былое, то оказалось, что окопный фронт у него совершенно из памяти вылетел. Он не только не помнил, как меня спасал, но утверждал, будто я на окопах вообще не был, чем поставил меня в неловкое положение перед моим семейством. Но я-то ведь лучше знал, кто меня спас. Поэтому я все равно чувствовал себя ему обязанным и простил ему и это, и его "дебют" на причале, который, надо сказать, здорово омрачил нашу встречу.

Жена вовсе не пришла от нее в восторг.