Получилось так, что наш захудалый МПИ, в котором я учился на художественно-оформительском отделении, шефствовал над колхозом-миллионером "Маяк"; о теплично-парниковом хозяйстве этого передового колхоза писали в газетах, председателем его являлся депутат Верховного Совета СССР, Герой социалистического труда! Одним словом, не чета директору МПИ Хомякову, которого посадили в тюрьму за взяточничество и казнокрадство.
До укрупнения подшефный миллионер прекрасно обходился без нашей помощи. Однажды туда съездил студенческий драмколлектив, и этим дело ограничилось, поскольку помимо нашего третьеразрядного института над колхозом шефствовала крупная электростанция, дававшая ток столице. Но в связи с проводимым укрупнением райком дал директиву усилить шефскую работу, и наше партбюро срочно сформировало бригаду для оказания помощи колхозу-миллионеру "Маяк" в составе четырех коммунистов и четырех комсомольцев.
Бригаду возглавлял член партбюро, гвардии подполковник медслужбы в отставке Рыбчинский (какое он имел отношение к институту, точно не помню) как наиболее представительная в нашей парторганизации личность. Конечно, он не являлся ни депутатом, ни героем, но зато во время войны состоял военфельдшером при самом Жукове! Его "генеральская" двухметровая фигура, увешанная орденской массой, производила весьма внушительное впечатление. Заместителем Рыбчинского по агитационно-пропагандистской работе был назначен врио завкафедрой марксизма-ленинизма кандидат философских наук Чернявский, который должен был прочитать колхозникам доклад о международном положении и провести семинар с местным партийно-комсомольским активом на тему: "Укрупнение колхозов - путь к коммунистическому изобилию". В его распоряжении находилась редакция студенческой стенгазеты в составе меня, Еськи Оффенгендена, Тольки Кохова, Вальки Жарикова (художники), Сережки Иванова и Борьки Носика (поэты). В нашу задачу входил выпуск "Боевых листков", вдохновляющих колхозников на трудовые подвиги.
Шефская операция проводилась согласно плану, утвержденному партбюро. Первым эшелоном в колхоз, находившийся в ста километрах от Москвы, выезжали студенты и производили рекогносцировку на месте. На следующий день прибывал Рыбчинский собственной персоной, затем философ. Все мероприятия должны были быть проведены за пять дней, чтобы к началу учебного года бригада возвратилась в Москву. Что касается материального обеспечения и снабжения (без которых любая длительная операция обречена на неудачу), то нам было заявлено: "Едете не в какой-нибудь вшивый отстающий колхоз, а в миллионер, вас там устроят получше, чем в санатории! Вон в газете писали, что в колхозе "Маяк" детские ясли имеются и Дворец культуры, небось и колхозную гостиницу уже отгрохали".
На этом основании наш нищий профком выделил нам совершенно мизерную сумму, каковой хватило лишь на билеты да на две бутылки водки, которые мы прикупили к колхозной закуске. И вообще поехали мы налегке, уповая на миллионерский комфорт и на жаркую погоду.
Казалось бы, все учтено и продумано, но действительность нанесла по нашим чересчур оптимистическим планам удар, от которого бригада, понеся потери в личном составе, была вынуждена отступить из колхоза, не выполнив до конца возложенного на нее боевого задания.
Начну с того, что погода нас подвела. Когда мы слезли с поезда и направились в колхоз, страшный дождь с градом загнал нас по пути в какую-то убогую деревеньку на голом бугре. Но, к нашему разочарованию, оказалось, что она тоже входит в колхоз-миллионер "Маяк", который недавно укрупнился, слившись с соседними колхозами. Тут же оказалась и контора объединенного колхоза, запертая на ключ.
На вопрос, где найти председателя или членов правления, колхозницы нам ответили, что председатель, депутат Верховного Совета и Герой труда, от укрупнения сердечный удар получил и попал в больницу, а правление - в запое...
Из начальства оказался один кладовщик, тоже пьяный, которому мы и представились как шефы из Москвы. Но тот даже разговаривать с нами не захотел, потребовав официальную бумагу, - мол, приезжают тут всякие, всю картошку разворовали, а в колхозе и без того жрать нечего...
Когда мы, возмутившись, стали скандалить - как это так, вы же миллионеры, а люди с утра не емши, - завхоз пригрозил вызвать милицию, ежели мы из деревни не уберемся к такой-то матери...
Хорошо, одна старушка над нами сжалилась, пустила переночевать - мол, утро вечера мудренее. Соломки нам постелила на пол, но, кроме кислого молока, ничем нас угостить не смогла. Промокшие до костей, дрожащие от холода и голода, мы выпили нашу водку, закусив одним кислым молоком, и заснули прямо на полу...