Утром обстановка прояснилась, хотя дождь продолжал лить как из ведра. Старушка рассказала, что прежний колхоз-миллионер "Маяк", о котором всегда в газетах писали, только на бумаге считался колхозом. Никакой это не колхоз был, а подсобное хозяйство электростанции. У него и земли-то почти не было, а теперь, когда его с отсталыми колхозами объединили, у которых земли много, он из миллионера сразу в нищего превратился, поскольку все показатели вычисляются из расчета на один гектар.
Старушка нас также проинформировала, что в рабочем поселке у электростанции можно купить хлеб, ежели с утра пораньше занять очередь. Мол, хлеб разбирают за два часа - каждый берет больше, потому что скотину нечем кормить...
Мы бросили жребий, кому идти за хлебом, так как буквально умирали от голода. Выпало Кохову и Иванову, которым последнюю мелочь из карманов вытрясли. Завернувшись в какие-то тряпки, взятые у старушки, спасательная экспедиция двинулась в путь.
Тем временем обнаружилось, что все оставшиеся заболели. У меня, к примеру, начало страшно болеть горло, другие кашляли и чихали, жалуясь на головную боль, у Жаринова к тому же началась рвота...
Положение наше становилось просто отчаянным. Рыбчинский не приехал, видимо, из-за отвратительной погоды, а Кохов и Иванов исчезли вместе с хлебом! Мы уже решили, что они сбежали в Москву, но они вернулись без хлеба, зато с картошкой и солеными огурцами, которыми разжились, встретив в поселке какого-то студента из нашего института, оказавшегося местным жителем.
Делать нечего, мы решили отступать в Москву - не подыхать же, в самом деле, с голода в этом обанкротившемся "колхозе-миллионере", лопнувшем как мыльный пузырь.
Но тут наконец заявилось наше начальство и отдало приказ: "Держаться до последнего!" Сказав нам: "Сейчас я все улажу насчет питания", Рыбчинский оставил свой чемодан и исчез до следующего утра. Тем временем половина комсомольцев дезертировала, воспользовавшись прекращением дождя.
От голодной смерти нас спас Толька, свернувший шеи двум хохлаткам (заявив, будто он по дешевке их сторговал, как раз на общественные деньги, что мы собрали). Но вышла накладка: куры, на которых он, по его словам, охотился на другом краю деревни, принадлежали нашей старухе! Когда мы попросили ее сварить суп, бедная старуха дико завыла. Если бы она сгоряча побежала в сельсовет, мы бы по два года тюрьмы могли схватить за воровство. Насилу ее ублажили, пообещав заплатить втридорога и похлопотать по каким-то ее делам в Москве.
Тут наконец прибыл Чернявский, и на завтра был назначен доклад. На этом мероприятии присутствовало в дрезину пьяное правление колхоза, во время доклада хлебавшее воду прямо из ведра, да три глухие бабки.
Тут же по свежим следам мы выпустили "Боевой листок", клеймящий империалистических поджигателей новой мировой войны, и Рыбчинский из-за высокой температуры разрешил мне эвакуироваться домой вместе с Ивановым. После моего убытия вышли из строя Чернявский и Оффенгенден, которые выпали из перевернувшейся колхозной повозки. Рыбчинский своей генеральской фигурой прикрывал отступление шефской бригаде до тех пор, пока в его чемодане не протухли запасы ветчины и буженины, которые он хранил в глубокой тайне, когда мы доходили от голода...
Но мой рассказ о поездке шефской бригады МПИ в колхоз-миллионер "Маяк" будет неполным, если я не упомяну о том, что наша работа была положительно оценена и партбюро и райкомом.
Я же, заболев ангиной в результате партийной мобилизации на сельскохозяйственный фронт, выбыл из строя на три недели. (Между прочим, на войне я совершенно не простужался, хотя мне приходилось и спать на снегу, и промокать до нитки...)
Вторично я был мобилизован на сельскохозяйственный фронт после окончания института, когда состоял первичным придурком в парторганизации Татарского государственного издательства в городе Казани. Тогда борьба с безродным космополитизмом еще продолжалась, но наряду с ней ЦК развернул широкую политическую кампанию за выращивание овощей в торфоперегнойных горшочках. Была спущена директива по внедрению этого революционного метода в колхозах и совхозах с целью догнать и перегнать загнивающий капитализм по корнеплодам. Ленинский ЦК, руководимый Н. С. Хрущевым, только что сменившим почившего товарища Сталина на высоком партийном посту, требовал придать делу всенародный размах и мобилизовать все ресурсы.
У читателей может возникнуть вопрос: почему, мол, Ларского, художника и художественного редактора, бросили на торфоперегнойные горшочки в качестве уполномоченного Совета Министров Татарской Автономной Советской Социалистической республики? Какое он к этому имел отношение?