А вечером хозяйка Марфа Прохоровна, страшная рябая баба с кучей детей (именно она оказалась бригадиром, а не ее муж, щуплый инвалид Отечественной войны), пригласила меня к столу. Инвалид предложил выпить за товарища Сталина, потом за встречу фронтовиков... Отказаться было невозможно, а я от самогона давно уже отвык. Когда мы вместе с хозяйкой целую бутыль распили за разговорами, я почувствовал, что меня развозит, и пошел спать.
И вот среди ночи меня разбудил богатырский храп где-то прямо над ухом, и, к своему изумлению, я обнаружил, что в кровати не один... Сперва я вообще ничего не мог сообразить: где я, что происходит?! Но, придя в себя, сообразил, что источником шума является Марфа Прохоровна, храпящая рядом со мной...
Будь я ротным придурком или студентом-холостяком и будь хозяйка раза в два помоложе да покрасивее, я, возможно, не сбежал бы от нее. Но тут при мысли, что она воспрянет ото сна и заключит меня в объятия, я в ужасе соскользнул с кровати и, собрав в охапку свои вещи, на цыпочках вышел из избы мимо спящего в сенях мужа-инвалида.
...Остаток ночи пришлось проводить на крыльце правления колхоза, а поутру, увидев меня там, Иван Иванович аж за сердце схватился. Когда я высказал ему свое возмущение бесцеремонностью хозяйки дома, он стал мне объяснять, что, мол, муж у нее неспособный, а детей понаделали постояльцы. Мол, как же быть-то, когда все мужики из деревни поразбежались? Если бы всяких уполномоченных да студентов не присылали, рождаемость совсем упала бы...
- Вам бы, товарищ Ларский, теперь лучше в город уехать от греха. Марфа у нас знаете какая? Она теперь со зла весь колхоз разнесет: такого еще не было, чтобы она уполномоченного кормила, поила, а он ночью сбег от нее...
От позорного дезертирства с овощного фронта меня спасло прибытие поутру уполномоченного, присланного райкомом. Это был пожилой лейтенант из райотдела МВД, которого председатель прямым ходом поставил к Марфе вместо меня. Я же был определен к скотнице Анютке, жившей с матерью, очень обходительной старушкой. Но как только прибыл еще один уполномоченный, присланный из Министерства сельского хозяйства Татарской АССР, старуха взяла на постой его, а мне от дома отказала, поскольку я на ее дочь не обращал внимания.
- Крепко вы меня подвели, товарищ Ларский! Я было обрадовался, когда вы приехали. Вот, думаю, бычок, ежели пожиже развести - на всех баб хватит! А вы и Марфу разобидели, и Анютку. Что она вам не пришлась-то, она ведь баба в самом соку? - допытывался председатель.
Но если прочие уполномоченные, жившие в колхозе "Заря", были заняты лишь повышением рождаемости, то я отдавал свою энергию сухим торфоперегнойным горшочкам. Я спал в пустом сарае, питался НЗ, мотался из деревни то в сельсовет, то в райсовет, то в горсовет, то в обком... Я мог бы целую повесть написать о том, как вырвал людей с шерстоваляльной фабрики на подмогу колхозу, как поил за свой счет трактористов водкой. Я пропах удобрениями, лично помогая изготовлять торфоперегнойные горшочки и сажать рассаду...
Могу лишь сказать: никогда и нигде я так самоотверженно не трудился, как на овощном фронте в качестве уполномоченного татарского обкома КПСС и Совета Министров Татарии по колхозу "Заря".
...Но за день до того, как республиканская газета "Советская Татария" сообщила, что колхоз "Заря" Верхнеустьлонского района одним из первых в республике завершил на больших площадях посадку овощей, я в срочном порядке был демобилизован по семейным обстоятельствам с овощного фронта и выехал в Москву.
Произошло следующее. За месяц до ожидаемого прибавления моего семейства жене был предоставлен положенный отпуск, и я проводил ее в Москву к теще. Но вместо телеграммы "Доехала благополучно целую" я получил: "Поздравляем дочкой целуем". Преждевременное отцовство, как выяснилось, произошло из-за обычной ошибки врачей, но я с перепугу так торопился, что не успел уволиться из Татгосиздата.
Возвращаясь через месяц в Казань, чтобы покинуть ее окончательно, я решил по пути заглянуть в колхоз "Заря". Собственно говоря, не колхоз меня интересовал, а то поле, где проходила передовая овощного фронта. Что там выросло? И то, что я увидел, наполнило мое сердце гордостью: там, где прежде были голые грядки, теперь буйно зеленели овощи, вымахав в человеческий рост!
Я так расчувствовался, что не услышал, как подъехал ко мне на двуколке председатель Иван Иванович.
- Товарищ Ларский, вы к нам, чай? - удивленно окликнул он меня. - Кладите вещи, может, к Анютке вас подбросить? Слыхали, колхоз наш переходящее Красное Знамя завоевал!