Однако своих благих намерений я не осуществил, так как дежурный по военкомату не пустил меня, заявив, что никакого такого Петрова там нет... (Я имел студенческую карточку. Но что означали несчастные 600 граммов "черняшки"для демобилизованного воина в самую пору сердечных увлечений? Тот, кто в те годы был студентом, меня поймет.) "Приду в назначенный день и верну ему карточку! Пусть знает, что не на такого нарвался", - подумал я. Представляю себе возмущение читателей, когда они узнают, что я лишь один день протерпел, а потом не удержался и клюнул на приманку опера. Проклиная себя за слабоволие и малодушие, я отрывал талончик за талончиком, все глубже и глубже заглатывая крючок.
...Конечно, на нашем Калининском рынке можно было купить рабочую карточку за бешеные деньги, а я стипендию получал всего 220 рублей в месяц. Тогда на московских рынках все что угодно продавалось: карточки, дипломы и любые правительственные награды...
Мне так не хотелось стукачом становиться, что я готов был свои правительственные награды загнать, в том числе и орден Славы III степени, которым очень дорожил. Но оказалось, что на всю мою солдатскую наградную массу я смог бы купить на декабрь лишь карточку иждивенца - 400 граммов хлеба в день, а требовалась рабочая...
Наступал новый, 1948 год, все радовались, предвкушая веселую встречу, а я ходил как в воду опущенный, не зная, что делать: повеситься или бежать из Москвы? Спасение как с неба пришло - партия и правительство приняли историческое постановление об отмене с 1948 года карточной системы!!!
Благодаря этому воистину историческому постановлению я сорвался с крючка опера (увы, ненадолго), но опять повел себя легкомысленно и в назначенный им срок вообще не явился.
Правда, мне не до этого тогда было: папа попал в больницу после того, как на ученом совете его научный труд по экономике Англии был объявлен космополитическим. Вместо докторской степени он получил инфаркт и два года лежал, что, видимо, спасло его от вторичного путешествия на Лубянку. А на мою и без того нечистую партийную совесть еще одно черное пятно легло: помимо репрессированных родственников я скрывал от своей парторганизации, что мой папа - "безродный космополит".
...Между тем пришла вторая повестка с невидимого фронта, а опер, назвавшийся Петровым, замаячил на нашем дворе, явно меня подкарауливая. Но я пробегал мимо него, делая вид, будто его не узнаю.
И вот однажды, драпая от опера, я у электрички чуть не столкнулся с Забрудным!!! Готов голову дать на отсечение, что это был он, причем опять в офицерской форме.
"Узнал ли он меня в штатском грубошерстном костюме, под которым была солдатская гимнастерка? Ведь этот гад может теперь выследить, где я живу!" - с ужасом подумал я, придя в себя. Как он оказался на платформе "Новая", я догадался: не иначе этот гад имел отношение к так называемой "академии СМЕРШа"! (Так на нашей пролетарской окраине именовали мрачное здание без вывески, построенное в войну рядом с "Америкой".) Между "академией" и электричкой постоянно курсировали офицеры, в которых без труда можно было узнать армейских оперов - у меня, несмотря на близорукость, глаз на них был наметан.
Неужели мой заклятый недруг затесался в число этих "студентов" и рядом с моим домом бродит? Прямо чертовщина какая-то!
Чтобы не встретиться с ним, я бегал от опера не к электричке, а к трамваю на шоссе Энтузиастов. В три раза больше времени на проезд в институт тратил! Прямо чертовщина какая-то: один опер от двора меня отрезал, другой - от электрички. Только в квартире я мог чувствовать себя относительно спокойно, но и здесь наш любезный сосед И. Е. Орлов, проживавший в бывшей папиной комнате, преподнес мне хорошенький сюрприз. Должен сказать, что отношения у нас были самыми наилучшими, хотя папа с ним судился из-за комнаты. Тогда выяснилось: жилплощадь-то захватил оборонный Прожекторный завод, на котором тот работал каким-то начальником. Но сам Игорь Ермович и его супруга были такими любезными и приятными соседями, что оставалось благодарить завод за то, что он не подсунул нам в квартиру какого-нибудь алкаша-антисемита.
С Игорем Ермовичем мы частенько болтали на кухне о том, о сем. Особенно он любил слушать всякие анекдоты, которые у нас в институте рассказывали, - сосед смеялся до слез, как ребенок. Он был очень любознательным человеком, интересовался папиными книгами, в частности толстенной "Справочной книгой промышленности и торговли Российской Империи за 1914 год", весившей полпуда. В ней были перечислены все дореволюционные фирмы, все промышленники и купцы, их капиталы и даже адреса. Сосед не раз просил ее почитать, поэтому я решил: он экономист или главбух. А он оказался по специальности... славным чекистом! Узрев его однажды в коридоре в мундире майора госбезопасности, я не поверил своим глазам: повсюду оперы мерещатся, может, я рехнулся?! Но милейший Игорь Ермович рассеял мои сомнения, радостно сообщив, что направляется в Кремль для получения очередной правительственной награды. (Он, как оказалось, являлся на Прожекторном заводе замдиректора по кадрам или, говоря по-армейски, начальником Особого отдела.)