И еще один вопрос меня мучил: почему славные чекисты на "гражданке" ко мне привязались еще хуже, чем в армии? Ведь фактически я ни одного их задания не выполнил, только придуриваюсь, а они не отстают. Что им от меня надо?
...И вот ответ на этот самый вопрос я и получил, когда явился на очередной вызов. Потолковал со мной не следователь Козлов, а старый знакомый - капитан Ящиков, который чуть было меня не женил на какой-то "проверенной Органами" особе.
- Лева, не будем в кошки-мышки играть, скажу вам начистоту: вас привлекли к работе с определенной целью. Мы вас в резерве держали, но пора браться за дело. Нас интересуют репрессированные лица. Задание особо ответственное, о вас самому министру докладывали!
...Но я это предчувствовал, поэтому врасплох не был застигнут. "Сейчас или никогда!" - сказал я себе, а капитану Ящикову заявил:
- Я не достоин оказанного мне Органами доверия. Прошу меня освободить от секретных поручений, поскольку товарищ Петров давно отчет сдал.
Старший опер сразу поскучнел.
- Лева, подумайте... Не буду от вас скрывать: ваш отец на волоске висит. Но если бы вы задание выполнили, руководство бы это учло и в отношении вашего отца соответствующих мер не применяло. Вы же об отце обязаны позаботиться, такой больной человек...
Я подумал и решил: ни одному слову славных чекистов верить нельзя! На пролетарском интернационализме меня купили, на патриотизме купили, на порядочности купили, на гуманизме купили. Хватит, сколько можно? Будь что будет...
- Товарищ капитан, товарищ Сталин сказал: "Сын за отца не отвечает". Я никакого отношения к репрессированным лицам не имею, по этому вопросу обращайтесь прямо к моему отцу, - произнес я давно заготовленную фразу.
- Значит, вы отказываетесь? Ну что ж, я так и доложу, - процедил старший опер.
Вскоре я был вызван на чекистский суд.
Меня завели в полутемную комнату и поставили возле освещенного стола, за которым восседал человек, листавший какое-то "дело".
- Следующим вопросом идет дело Ларского! - объявил он и стал зачитывать мои данные.
Тем временем я разглядел среди присутствовавших знакомых: интеллигентного подполковника, Петрова, Федора Ивановича, следователя Козлова и капитана Ящикова, сидевшего в сторонке с безразличным видом.
- Объясните свое поведение. Органы оказали вам доверие, на вас возлагали надежды, но вы отказываетесь выполнять патриотический долг советского гражданина. Мы хотим знать почему, - спросил меня председательствующий. - Почему другие граждане считают это за честь, а вы позволяете себе пренебрегать оказанным вам политическим доверием? Это просто интересно.
Я долго думал, потом сказал честно:
- Я не люблю такую работу, мне она не нравится.
- Это не причина! При чем тут "нравится - не нравится"? Надо - значит, надо, - подал с места реплику кто-то из славных чекистов.
Я думал-думал и брякнул:
- Но мне не нравится вся система вашей работы...
- Чушь вы говорите! Эта система существует триста лет и полностью себя оправдала! - крикнул какой-то майор. - Кто вы такой, чтоб систему критиковать?
Славные чекисты даже заржали, не приняв мои слова всерьез. Тогда я сказал:
- Значит, это дореволюционная система. Триста лет назад был феодализм, а мы строим социализм и идем к коммунизму...
- Прекратите дурочку валять, - оборвал меня председательствующий, - отвечайте на заданный вам вопрос по существу!
Но я по существу больше ничего не мог придумать и стоял как истукан, медленно цепенея от страха.
- Может, вы просто не патриот Родины? Не советский человек? Но у вас мужества не хватает об этом заявить? - подал реплику следователь Козлов.
Тут уж я прямо на дыбы встал: мол, кто может сомневаться в моем патриотизме, если я, будучи белобилетником, находился на самой передовой! Правда, я не был тяжело ранен, но разве моя вина, что в меня попадали только самые мелкие осколки?
- Если я не советский человек, то чей же? Американский, что ли? - возмутился я совершенно искренне.