- В таком случае я не вижу причин, мешающих вам выполнять патриотическое задание Органов, - поставив меня тем самым в безвыходное положение, подытожил председательствующий. - Товарищи, Ларский человек наш, однако дисциплинка у него хромает!
...Дорогие читатели, так я оказался на краю бездны, от падения в которую меня спас несколько запоздавший вопрос, обращенный в пространство.
- А возможно, ему, так сказать, национальные моменты мешают? Может, ему своих жалко, евреев, учитывая борьбу с безродным космополитизмом?.. - вкрадчиво спросил интеллигентный подполковник.
...Если говорить начистоту, национальные моменты меньше всего мне тогда мешали, поскольку я с детства стоял на платформе пролетарского интернационализма. Еврей во мне еще не проснулся, но я в отчаянии за эти самые "моменты" ухватился.
- Да, возможно... - подтвердил я. - Очень мешают!
- Ага, раскололся! Давно бы так! - закричали славные чекисты.
- Гражданин, обождите в коридоре, вас вызовут, - сухо сказал мне председательствующий.
Меня выпроводили из комнаты, а туда завели другого стукача - видать, тоже проштрафившегося. Не буду описывать, что я пережил, ожидая решения своей судьбы. Больше всего боялся, что все-таки заставят работать. Но вот меня вызвали, повернули лицом к публике, и председательствующий сказал:
- Мы ошиблись в вас, гражданин Ларский, нам такие люди не нужны. Знайте - мы изгоняем вас как дезертира, не оправдавшего доверия Органов! Нет более позорного для советского человека клейма, чем это... Подписывайте обязательство о неразглашении и ступайте.
- Это все? - оторопело спросил я.
- Все! Но что такое потеря доверия Органов, вы почувствуете на своей шкуре, если не одумаетесь!..
Почему-то в этот момент на ум мне пришли слова великого пролетарского писателя Максима Горького.
- Извините, товарищи, "рожденный ползать летать не может", - смиренно промямлил я, мысленно воскликнув: "Ура, я больше не стукач!!!" И с этими словами навсегда дезертировал с невидимого фронта.
...Дорогие читатели, должен сказать, что я так и не одумался в течение последующей четверти века моей советской жизни и все это время носил на своей шкуре не видимое постороннему глазу клеймо "не оправдал доверия Органов". Наверно, поэтому Органы ко мне ни разу больше не привязывались. Отразилось ли это на моей карьере? Думаю, что нет: ведь помимо невидимого на мне и так очень видимое клеймо стояло - "пятый пункт".
...Конечно, к предупреждению славных чекистов я отнесся со всей серьезностью и смирился с мыслью, что после окончания института в Москве меня не оставят. На общественной работе перестал "гореть" - зачем, если никакая карьера не светит? Чтобы меня не завалили на дипломе, выбрал себе проходную тему: оформление гениального труда Верховного главнокомандующего, генералиссимуса Советского Союза И. В. Сталина "О Великой Отечественной войне Советского Союза". Таким образом, мой диплом явился как бы логическим завершением фронтовой эпопеи ротного придурка.
Как я и ожидал, мне предложили работу в якутском издательстве либо в магаданском. Но дело-то в том, что я к тому времени женился на студентке другого факультета, а ей предложили либо Туркмению, либо Литву. И в результате бюрократической неувязки после всевозможных передряг мы оказались в Казани, всего в восьмистах километрах от столицы нашей Родины Москвы, куда довольно часто наезжали.
Но главное - славные чекисты не предусмотрели, что в это время в связи со смертью товарища Сталина и "делом Берии" в Органах случится большой переполох и что им тогда не до меня будет, о собственной шкуре придется заботиться... Возможно, благодаря этой заварухе мне все гладко и сошло.
Между прочим, когда я досрочно вернулся из Казани в столицу и поступил работать в издательство "Советский художник", то оказался свидетелем эпизода, связанного с переформированием невидимого фронта и переименованием Органов в КГБ.
...В один прекрасный день в нашу новую типографию на Маломосковской улице, где я тогда работал, прибыла из райкома партии целая рота демобилизованных из Органов славных чекистов на предмет трудоустройства. Но оперов нам не требовалось, а требовались печатники. Пришлось этих дядь в званиях от старших лейтенантов до подполковников зачислить учениками и чернорабочими. Довольно-таки жалкое зрелище представляли собой эти "рыцари без страха и упрека", еще недавно полновластно распоряжавшиеся судьбами людей, а теперь игравшие роль козлов отпущения.
Таких нерадивых лентяев я никогда в жизни не видел! Ни о каком коммунистическом труде они и не помышляли, а только в курилке норовили пофилонить, в "очко" сгонять да потрепаться, как, мол, они при Хозяине здорово жили...