И колесо Истории снова закрутилось в нашу пользу, по направлению к "светлому будущему" человечества...
Не помню, что было после речи товарища Молотова. По всей вероятности, я побежал вместе со всеми получать противогазы и бумажные светомаскировочные шторы. Наверно, запасал воду во все ведра, кастрюли и склянки, таскал песок и копал щели во дворе...
К вечеру позвонила тетя и велела мне ехать к папе в больницу - он лежал в Первой Градской. В центре Москвы, где мне надо было пересесть на другой трамвай, творилось что-то невообразимое. Кузнецкий мост, Неглинка, Столешников переулок кишели людьми. Колоссальные очереди, сквозь которые с трудом удавалось прорваться, толпились у ювелирных и комиссионных магазинов, банков и сберкасс…
На второй день войны мы провожали в Красную Армию Атамана, которому уже исполнилось 18 лет. Как мы с Колдуном завидовали ему: он ведь успеет повоевать с фашистами, а нам до армии целых два года – не говоря уж о Сопле, которому еще пять лет ждать.
Оставалось надеяться, что Атаман и за нас повоюет – мы не сомневались, что он непременно станет Героем Советского Союза и прославит наш двор!
Все перевернулось вверх тормашками – мы пели "Если завтра война… мы сегодня к походу готовы", а фашисты застигли Красную Армию врасплох! Маршал Ворошилов заявлял: "Красная Армия будет воевать на территории врага!"- а враг, наоборот, воюет на советской территории.
Учитель истории М. И. Хухалов нам твердил на уроках: если империалисты нападут на СССР, то пролетариат повернет оружие против собственных буржуазных правительств и установит в капиталистических странах советскую власть. Так учит марксизм-ленинизм. Но почему-то когда фашисты вероломно напали на СССР, ни в Англии, ни в Америке социалистические революции не вспыхнули. Даже французский пролетариат не поднялся на баррикады, как во времена Парижской Коммуны.
В газете "Правда"было сообщение, что в неразорвавшемся вражеском снаряде найдена записка: "Долой фашизм! Да здравствует товарищ Сталин!"Это явно указывало на то, что в тылу фашистов зреет восстание немецкого пролетариата. И мы с Колдуном и Соплей были уверены: восстание вот-вот должно произойти – согласно марксистско-ленинскому учению, и тогда Красная Армия нанесет решающий контрудар, отбросит фашистов и разгромит их наголову…
...Третий день войны я провел у тети, которая собирала меня в пионерский лагерь на месяц. Папа еще находился в больнице (куда попал после своего освобождения из Лубянки).
Тетя устроила в больнице семейный совет, на котором большинством голосов было решено, что мне нечего теперь одному болтаться в городе под угрозой бомбежки фашистской авиации.
Для меня, человека, уже получившего паспорт и брившегося, находиться в этой сопливой шарашке с ее знаменитым девизом "Солнце, ветер, онанизм укрепляют организм!" было унизительно.
24-го числа я поехал к себе в Новые дома, намереваясь зайти к Колдуну и оставить соседям ключи от нашей комнаты. Я не подозревал, что ни Колдуна, ни Соплю не увижу никогда.
В городе теперь было больше порядка, это я наблюдал из окна трамвая. На улицах установили репродукторы, из которых разносились русские народные песни в исполнении хора им. Пятницкого и сводки Совинформбюро, сообщавшие о страшных потерях немецко-фашистских войск.
Я тогда со дня на день с нетерпением ожидал, когда объявят о контрударе нашей доблестной Красной Армии.
Размышляя о том, кончится ли война к моему возвращению из пионерлагеря, я вошел в наш подъезд, где столкнулся с дворником Макаровым.
- Который раз за тобой сегодня хожу, - недовольно пробурчал дворник. - Давай, расписывайся...
Я расписался где-то огрызком химического карандаша и получил листок оберточной бумаги, оказавшийся повесткой. С изумлением я прочитал, что Ларский Лев Григорьевич, 1924 года рождения, согласно постановлению Мосгорисполкома должен явиться 24 июня 1941 года на сборный пункт по такому-то адресу к шести часам вечера, имея при себе паспорт или метрическое свидетельство, две смены нижнего белья, два полотенца, одеяло и запас продуктов на несколько дней. В конце повестки значилось: "За неявку в указанный срок или уклонение от явки вы будете привлечены к строгой ответственности по законам военного времени".
Глянул на ручные часы - было без пяти минут шесть!
- Дядя Прохор, я же не успею! - в ужасе закричал я, но дворник лишь пожал плечами - это его не касалось.
Я вихрем ворвался домой и стал метаться по квартире. Вещи мои, выстиранные, выглаженные, заштопанные и упакованные в чемодан и рюкзак, находились у тети на Елоховской. Не долго думая, я схватил школьный портфель и набил его грязным бельем из чулана, захватил одеяло и папино пальто, перешитое из шинели. Тетя Дуся на ходу сунула мне немного денег, батон хлеба и бутылку кефира.