Колонна грузовиков уже выезжала со школьного двора, когда я туда прибежал. К счастью, я оказался среди ребят из нашего дома. Никто не знал, куда нас повезут и зачем, - в армию мы еще не годились.
Долго грузовики тряслись по всей Москве, пока не приехали на какую-то товарную станцию. Было уже темно, когда нас, словно стадо баранов, стали загружать в вонючие теплушки.
На исходе третьего дня войны наш товарный состав тронулся и поехал в неизвестном направлении. Вместо пионерского лагеря я очутился на окопном фронте вместе с сотнями тысяч других московских школьников, студентов, домохозяек, работников умственного труда и заключенных исправительно-трудовых лагерей. Сооружалась гигантская оборонительная система, состоявшая из нескольких линий. История еще не знала такого размаха землекопных работ: к западу от Москвы вся земля в радиусе 250 километров была изрыта противотанковыми рвами, утыкана дзотами, опутана колючей проволокой... Казалось, там сам черт ногу сломит, не то что фашистские танки!
"Если все наши рвы и окопы вытянуть в одну линию, то можно опоясать ими земной шар! - с гордостью заявил на митинге начальник укрепрайона. - Врагу никогда не прорвать нашу неприступную оборону!"
Сперва наш школьный стройотряд копал противотанковый ров возле станции Ярцево на железной дороге Москва - Смоленск (бои, говорят, шли уже в Смоленске!). Честно признаюсь, мой личный вклад в дело обороны Москвы не был особенно значительным. За все время я в общей сложности выкопал что-то около 9 кубометров грунта - при дневной норме 3 кубометра. Как обычно, мне не везло: с первого же взмаха я тюкнул лопатой себе по ноге и вышел из строя на целый месяц. Потом я болел ангиной, а когда снова взялся за лопату, то из-за трудового энтузиазма стер себе в кровь ладони.
Когда мозоли зажили, в уже пострадавшую ногу попали маленькие осколки от фашистской бомбы, сброшенной с самолета. Причем попали только в меня - больше никто не пострадал. Школьники из нашего стройотряда откровенно завидовали мне: фронтовое ранение! Я уже мысленно представлял себе, какое внушительное впечатление произведу на девочек, если войду в свой 10 "А" класс, опираясь на палочку, как раненый фронтовик. Ранение казалось пустяковым, даже перевязку мне не сделали, только помазали йодом.
Вдруг поднялась стрельба и началась паника. Ничего нельзя было понять. Одни кричали, что фашисты прорвали наш фронт, другие - что фашисты сбросили десант парашютистов. С криками "Нас окружают!" окопный фронт побежал по направлению к Москве, побросав лопаты.
Я побежал вместе со всеми, однако на второй день отступления нога у меня распухла, и я почувствовал сильный жар. Если бы не Кабан, оголец с нашего двора, я бы, наверное, пропал. Он притащил меня в какой-то военный госпиталь, где мне собрались отпиливать ногу. Меня уже положили на операционный стол, но тут опять поднялась паника: "Немцы!" Врачи разбежались, а Кабан уволок меня в сарай к одной старухе, на мое счастье, оказавшейся деревенской колдуньей. За мои ручные часы (подарок тети к шестнадцатилетию) и три рубля старуха исцелила заражение посредством толченого "чертова пальца", подорожника и ворожбы.
Мы с Кабаном решили вернуться домой в Москву, но на станции Вязьма случайно встретили остатки нашего отряда. Нас включили в "истребительный батальон", который во время паники тоже наполовину разбежался. Мы должны были охранять железную дорогу от фашистских парашютистов и диверсантов, но оружия у нас не было.
В начале осени я попал еще в одну панику и драпал почти 200 километров - от Вязьмы до самой Москвы. Вместе с нами бежали и красноармейцы, и командиры, причем никто не понимал, откуда вдруг взялись фашисты и как они прорвались через нашу непроходимую гигантскую оборону, которую сотни тысяч людей воздвигали все лето. (Мои мытарства на окопном фронте впоследствии были отмечены медалью "За оборону Москвы".)
- Кто виноват, что такая катастрофа? Может, в правительстве оказались враги народа? - недоумевали все.
Красная Армия оказалась совершенно неподготовленной к маневренной войне. Она могла сражаться, если враг перед фронтом, но если фашисты появлялись в тылах, теряла боеспособность из-за страха перед окружением. В начале войны целые полки сдавались в плен нескольким немецким мотоциклистам. Вражеские лазутчики, переодетые красноармейцами, сеяли страшную панику, крича: "Немцы! Окружают!”