Комиссар академии Калинин был очень недоволен распоряжением начальника. Не стесняясь нашего присутствия, он сказал генералу: "Куда я этих придурков дену? Как на довольствие их брать? Старика одного я бы еще как-нибудь пристроил, а для молодого придурка у меня места нет!"Родственник всесоюзного старосты был начальником эшелона.
- Пусть едут оба в вагоне с наглядными пособиями, - ответил генерал.
- Но там одни женщины, и гальюна в теплушке нет, - возразил комиссар.
Все же нас определили в одну теплушку с забытыми впопыхах в Москве генеральскими тещами и бывшими женами какого-то начальства. Среди придурков женского пола было несколько жен слушателей академии, посланных на фронт с начальных курсов. Если память мне не изменяет, одна скромная дама представилась женой подполковника Гречко. Слышал я в нашей теплушке и другие не менее громкие впоследствии фамилии: Конева, Черняховская, хотя и не помню, кем эти особы приходились будущим знаменитым полководцам - тещами, свояченицами или племянницами.
16 октября паника была ужасная. Какой-то генерал, видимо, в спешке ошибся: свою жену позабыл, а в эшелон прихватил чью-то чужую и уехал с ней в Уфу. Законная супруга, естественно, жаждала поскорей добраться до мужа. В вагоне ей сочувствовали, а она всю дорогу причитала: "Уж я ему харю разукрашу! Он у меня будет знать, придурок окаянный!"
17 октября 1941 года закончилось тем, что тетя извлекла чемодан, который ей удалось увезти из Дома правительства после ареста дяди Марка в Кремлевской больнице. Ввиду чрезвычайного положения и нашей с папой плохой экипировки тетя выделила нам из дядиного гардероба добротное заграничное обмундирование. Правда, для разъездов в теплушках и вокзальных ночевок оно мало подходило - это были смокинги и лакированная обувь, в которых дядя когда-то хаживал на дипломатические приемы. Но за неимением другого пришлось этим обходиться. Пока мы с папой добрались до его института (эта эпопея продолжалась полгода), из-за своей одежды мы немало неприятностей натерпелись, так как нас принимали за иностранных шпионов.
...Весь день 18 октября я просидел вместе с папой в коридоре академии, по которому сновали интенданты и бойцы комендантской роты. Только один раз мы выходили на улицу, когда сообщили, что на углу открылась парикмахерская после двухдневного перерыва. Часовой нас выпустил постричься и побриться.
Я из окна наблюдал, как улица постепенно оживлялась. Во-первых, появились военные. Несколько раз проезжали грузовики с красноармейцами в полном боевом снаряжении, озиравшимися по сторонам. Сразу бросалось в глаза, что они впервые в жизни в Москву попали.
А главное, вновь заговорило радио, и сразу настроение у всех повысилось. Сперва оно несколько раз принималось хрипеть и вдруг рявкнуло что есть мочи:
Мой миленок Васенька
Лучше всех парней!
Нету парня ласковей, нету веселей!
Все интенданты бросились к репродуктору слушать сводку Совинформбюро, но ничего особенного не передавали. Только какие-то новые направления прибавились - "нарофоминское" и "волоколамское", а в Севастополе опять наши взяли "языка". После стали передавать военные марши и призывы к трудящимся города Москвы, которые, видимо, из-за паники не успели передать позавчера, 16 октября: "Все на защиту столицы! Грудью отстоим родную Москву!" и т. д. и т. п.
"Да здравствует Коммунистическая партия - боевой авангард советского народа! - провозглашало радио. - Трудящиеся столицы, поможем фронту самоотверженным трудом! Теснее сплотимся вокруг партии, правительства и лично товарища Сталина, ведущего весь советский народ от победы к победе!"
Наконец, по радио объявили приказ о назначении генерала армии Жукова командующим обороной Москвы.
- Теперь дело пойдет, Жуков наведет порядок! - взбодрились интенданты.
...Мне уже совсем было расхотелось уезжать из Москвы - раз все опять налаживается. "Сердце Родины моей" вроде бы снова стало биться. Но в поисках туалета я забрел в какой-то закоулок коридора и услышал доносившийся из-за двери крик: "Противник в районе Тушино, когда же, черт возьми, будет подан эшелон?!" Кричал бригадный комиссар Калинин - родственник всенародного старосты, назначенный начальником эшелона.
"Фашисты в Тушино?!" - меня аж мороз по коже продрал. Я так перепугался, что даже папе не решился об этом сказать: ведь в Тушино, возле канала, жили наши родственники! Потом я решил, что ослышался, - не может быть, чтобы враг так близко к Москве подошел, на трамвае можно доехать...