Итак, белобилетником я недолго просуществовал. Но когда я в назначенный день явился с вещами в военкомат, мне было сказано: "Ступайте домой и ждите следующего вызова". А на моей повестке поставили штамп "до особого распоряжения”…
Два месяца я маялся без дела, не зная, куда себя девать, ведь все мои друзья были на фронте. Тем временем Красная Армия завершила разгром немецко-фашистских войск под Сталинградом и перешла в наступление. Я всерьез опасался, что война может кончиться без меня, ведь товарищ Сталин тогда сказал, что до победы осталось "каких-нибудь полгодика”!
В военкомат идти боялся, опасаясь, как бы не вернули мне "белый билет”. Но однажды не выдержал: "Когда же наконец будет особое распоряжение?!"
"Когда надо, тогда и будет", - заявил мне какой-то лейтенант. А я сидел на тетиной шее, не работая и не учась, и тетя все время пилила меня, убеждая кончать эту авантюру и поступать в институт, как все порядочные белобилетники.
Я же по своему обыкновению предпочитал предаваться мечтам. Когда же я дождался этого проклятого особого распоряжения, нашу команду призывников из военкомата препроводили на пересыльный пункт, помещавшийся в школьном здании на Переведеновке.
В школьном вестибюле толпилась самая разношерстная публика. Были такие, как я, в гражданской одежде, с узлами, рюкзаками, чемоданами и даже домашними авоськами. Были солдаты с вещмешками, видимо, выписанные из госпиталей. В толпе шныряли какие-то темные личности в грязных ватниках, своим видом никакого доверия не внушавшие. Были и деревенские, сидевшие, как клуши, на своих громадных сидорах, да еще державшиеся за них обеими руками.
Сопровождающий сразу же предупредил: "За вещами глядеть в оба - на пересылке много блатарей из заключения!"
В толпе я заметил высокого мужчину средних лет, очень выделявшегося своей интеллигентной внешностью, который, в свою очередь, обратил внимание и на меня. Мы оба были в очках. Я бы не решился подойти к нему первым, хотя сразу почуял в нем единственную родственную душу среди всего этого сброда. Высокий джентльмен подошел ко мне сам.
- Чекризов, Всеволод Иванович, - представился он.
Я назвал себя.
- Лева, держитесь вместе со мной, со мной не пропадете, - сказал мне Всеволод Иванович таким тоном, будто нянчил меня с пеленок.
Я был весьма изумлен, увидев в его авоське складные удочки, мормышки, черпачки, сачки и другие принадлежности для рыболовства, включая баночки с наживкой. В моем же рюкзаке при ходьбе гремели и перекатывались внутри доски шахматные фигуры, которые я взял с собой в армию. (Но шахматы - это все-таки не удочки.) Не только я, вся толпа глядела на эти удочки с таким ошалелым изумлением, что никто даже не решился спросить Всеволода Ивановича, зачем он их взял.
Не успели мы с ним переброситься несколькими словами, как раздалась команда: "Строиться!"
Держаться вместе с моим странным компаньоном мне не удалось. Нас сразу же разлучили из-за его высокого роста. Он оказался в строю правофланговым, а я где-то в середке.
Я представлял себе, что первым делом будут выяснять, кто служил в армии, кто бывал на фронте, имел ранения, кто пулеметчик, танкист или санитар. Ведь и я ухитрился побывать на фронте еще в 16 лет и успел даже каким-то чудом выбраться из немецкого окружения под Ярцевом и даже получить легкое осколочное ранение…
К моему разочарованию, старшина почему-то не стал вызывать обстрелянных людей.
- Парикмахеры... два шага вперед! - скомандовал он. Несколько человек вышли из строя.
- Отойти в сторону! - скомандовал старшина. И парикмахеры отошли в сторонку и стали закуривать. За парикмахерами последовали сапожники, плотники, повара...
После поваров были вызваны печники, истопники и стекольщики, затем старшина скомандовал:
- Художники, два шага вперед!
И вот я увидел, что мой новый знакомый с удочками и мормышками отмахал два саженных шага, причем сделал и мне знак последовать за ним. Я не был художником и считал себя не вправе выйти из строя. Тогда Всеволод Иванович сказал старшине, указывая на меня:
- Мы с ним оба художники.
- Раз художник, чего стоишь? Оглох, что ли? - зарычал старшина. - Два шага вперед!
Видя мое замешательство, Всеволод Иванович сделал несколько шагов в мою сторону и, довольно бесцеремонно дотянувшись своей длинной рукой до моего плеча, вытолкнул меня из строя.
- Он со странностями, не обращайте внимания, - сказал Всеволод Иванович старшине.
Когда он меня дернул, шахматы в моем рюкзаке загремели.
- Что это там у тебя гремит? - удивился старшина.