После окончания рабочего дня похоронщики веселились. Гульба была такая, что барак ходуном ходил, мат стоял - хоть топор вешай, и мои агитаторши, девочки из приличных семей, даже близко к этому вертепу не решались приблизиться.
Барак был затоплен нечистотами, громадные крысы кишмя кишели в нем. Избиратели-могильщики в один голос заявили мне, что голосовать за депутата блока коммунистов и беспартийных не пойдут, если у них в бараке не вычистят выгребную яму. Депутатом у нас был знатный слесарь с завода "Калибр", зачинатель всесоюзного почина передовиков.
Я бросился в райисполком, обивал пороги, писал заявления, однако, кроме обещания включить мою яму в план ассенизационно-ремонтных работ, ничего не добился. Выборы уже были на носу, и дело для меня запахло порохом. Тогда я пошел к избирателям и попросил их меня не подводить, как бывшего собрата. Мое фронтовое похоронное прошлое (и пара бутылок "плодоягодного" в придачу) в конце концов выручило: избиратели-могильщики все, как один, явились на выборы еще до открытия избирательного участка, где оказались операторы кинохроники. Мы попали в киножурнал "Новости дня" в кадр "Они были первыми", который долгое время демонстрировался во всех кинотеатрах.
Работа моей бригады агитаторов была отмечена почетной грамотой МК ВЛКСМ…
Трудности и проблемы, связанные с увековечением памяти павших в боях за Родину, носили иной характер, но тоже требовали от бойцов похоронного подразделения полного напряжения всех сил. Я имею в виду не только работу по выносу тел с поля боя и рытье могил в каменистом грунте. В вышестоящие похоронные инстанции требовалось представить горы формуляров, актов, отчетов с приложением копий топографических планов и схем захоронений. Каждое фронтовое кладбище должно было быть точно привязано к географическим координатам. Каждая могила точно пронумерована на плане, каждый захороненный опознан, сверен с учетными данными и обозначен двойной нумерацией.
Списать солдата в расход ротному писарю ничего не стоило - проставляли соответствующую цифру, и дело с концом. Но чтобы списать его в вечность, на вечную славу, писарям похоронной команды приходилось трудиться по трое суток без сна. И если бы, например, стихийное бедствие стерло кладбище с лица земли, то по документации и планам, хранящимся в секретных архивах, все равно можно было бы безошибочно разыскать, где захоронен солдат Иванов, сержант Петров или лейтенант Сидоров, и увековечить их имена.
Именно так я себе это и представлял, иначе зачем же на каждого покойника писать столько бумаг, да еще с грифом "секретно"?
Но вот много лет спустя меня потянуло к местам боевой славы: я хотел взглянуть на бывший Керченский плацдарм, вспомнить былые времена. Не скрою, за эти годы многое изменилось. Развалины превратились в жилые дома, выросли деревья. Я разыскал место, где у меня украли очки, и даже неглубокую ямку, где был блиндаж, в котором мы сидели в боевом охранении. Но кладбище героев, над созданием которого мы все так самоотверженно поработали, провалилось как сквозь землю. Оно пошло под застройку, на этом месте воздвигли новый магазин "Сельпо" и пивной ларек.
Правда, в удалении, километрах в полутора, я заметил обелиск, сооруженный из камня и окруженный массивными чугунными цепями: "Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей Родины", но о самих героях позабыли упомянуть.
Потом я пошел на то место, где погибла вся 16-я армия в конце 1942 года. Думаю, тысяч двадцать, а может, и тридцать там погибло. Глядя на безымянный обелиск, я вспомнил слова лучшего, талантливейшего поэта нашей советской эпохи Владимира Маяковского, которому было "наплевать на бронзы многопудье и мраморную слизь". Но, как мы все теперь знаем, солдаты 16-й армии, как и сорок миллионов других, погибли не зря.
Пускай нам общим памятником будет
Построенный в боях социализм.
Социализм-то, конечно, социализм, но почему все-таки прославляют неизвестных солдат (даже без указания фамилии), а имена известных со всеми формулярами хранятся в секретных архивах?
Когда мы в 1944 году наступали, жуткая картина предстала перед глазами, по сравнению с которой верещагинский "Апофеоз войны”, где изображена целая гора черепов, – ничто… На голой холмистой местности до самого горизонта как будто траву скосили косой: но то была не трава, а цепи красноармейцев, скошенные пулеметным огнем фашистов.
Десятки тысяч полегли там "за Родину, за Сталина”. Перли прямо в лоб на пулеметы. "Массовый героизм – любой ценой!"– таков был подход Ставки.