Однажды сам командир полка майор Кузнецов из чистого любопытства решил взглянуть на Нюрочкины "картинки" и так ими пленился, что забрал Нюрочку из нашей роты к себе и произвел в свою личную ППЖ.
Таким образом она и вознеслась в полковые гранд-дамы, распоряжалась командирским адъютантом и ординарцами, как хотела, говорили, что и сам майор попал к ней под каблук.
Краснодарский вокзал и саперную роту она уже не вспоминала, поплевывая на нашу команду с высоты своего положения, и лишь для Беса делала исключение.
Потом у майора Нюрочку отбил какой-то дивизионный начальник, и она пошла наверх - в конце войны ее видели в машине с каким-то генералом, всю увешанную медалями.
Потеряв фронтовую подругу, ротная команда подалась на сторону - к этому времени наш полк попал за границу - в Европу.
Я надеюсь, что читатель великодушно простит мне отсутствие похождений на третьем фронте, каковые, вероятно, обогатили бы мои мемуары. Это объяснялось не только моей застенчивостью и малой осведомленностью в сердечных делах, но главным образом паническим страхом перед венерическим госпиталем. По рассказам побывавших там "канареечников" ("канарейкой" ласково называли гонорею, самую распространенную награду за сердечные успехи), им впрыскивали в берцовую кость лошадиную дозу скипидара. После этого "канарейка" улетала, но многие по нескольку дней лежали без сознания, а затем ползали на карачках целый месяц, пока приходили в себя. Поймать "канарейку" - это было еще полбеды. Можно было запросто обзавестись и бледной спирохетой, которая, проникая в организм, откусывала носы и высасывала мозги.
- Волков бояться - в лес не ходить! - посмеивались солдаты, бесстрашно атакуя освобождаемый от фашистского ига прекрасный пол. Я же из-за своей мнительности дал себе зарок - к сердечным делам приступить лишь по возвращении домой.
(Между прочим, когда я женился, моя покойная теща, в годы войны работавшая врачом в тыловом госпитале, потребовала от меня, как от фронтовика, справочку от венеролога.)
Но на фронте разве можно было от чего-либо зарекаться? Однажды я чуть было не угодил в объятия к Нюрочке, к которой испытывал лишь отвращение, хотя она мне и покровительствовала. Это случилось в самый страшный момент моей жизни, когда резерв нашей саперной роты был окружен немцами на высоте 718 в Карпатах. Мы оказались в старых окопах, оставшихся со времен Первой мировой войны, где заняли круговую оборону.
Боеприпасы кончились, но немцы, на наше счастье, об этом не догадывались. Вместо того чтобы просто подойти и взять нас в плен, суетились внизу, перестраиваясь для последней атаки, а их пулемет не давал нам поднять головы. С Нюрочкой нас было тринадцать душ, направлявшихся строить НП для командира полка. Дыхание смерти уже коснулось нас, казалось, спасения нет. Но и в этот последний миг любовь не отступила перед смертью. Я не видел, как это началось, когда оглянулся - за моей спиной сопела и барахталась куча тел, из-под которых доносился Нюрочкин голос.
- Ребята, еврейчика пустите, - ходатайствовала она за меня, - помрет ведь не пое..мшись...
Какая-то неведомая сила едва не бросила меня в сопящую кучу, но тут немецкий пулемет вдруг захлебнулся, и лейтенант Григорьян, не успев натянуть штаны, бросился из окопа с криком: "Второй взвод, за мной!" Возможно, немцы, перезаряжавшие пулемет, оторопели из-за того, что мы в таком неприличном виде их атаковали... Все произошло в считанные мгновения. Двое немцев бросились бежать, троих мы перебили лопатами и с трудом унесли ноги, скрывшись в лесном завале.
Насколько мне помнится, еще один шанс я, к своему счастью, упустил, но уже не с Нюрочкой, а с очаровательной цивильной паненкой Зосей из польской деревеньки в Краковском воеводстве. Дело было так. Когда мы пришли в дом, отведенный для ночевки инженеру, там оказались две смазливые полячки. Инженер, бывший "под мухой", облюбовал себе хозяйку дома, а мне и своему ординарцу Женьке приказал заняться паненками. Но нам с Женькой в тот момент было ни до чего, от усталости мы просто падали с ног и заснули как убитые.
Вечером уже изрядно подвыпивший инженер нас растолкал и устроил разгон:
- Эх вы, баб-то проспали, минометчики их увели! Вы саперную роту позорите. Чтобы паненок мне обработали, иначе я вас из саперов повыгоняю! - пригрозил он.