Но вернусь к ПСФ, чтоб показать, каким образом повышение солдатского рациона привело к понижению морально-политического состояния нашей 2-й стрелковой роты и других подразделений 128-й Гвардейской Туркестанской горнострелковой дивизии.
Дивизия, действуя в составе 18-й армии (начальником политотдела которой, как я узнал спустя четверть века, был полковник Л. Брежнев), в сентябре 1944 года перешла советско-чехословацкую границу и во время наступательных боев в Восточной Словакии получила удар, который вывел наше ПФС из строя. Удар этот был нанесен не вражеской авиацией и не артиллерией противника, а пшеничным хлебом, выпекавшимся местным населением. В селах охотно снабжали наших солдат этими вкуснейшими караваями из крупчатой муки. Такого белого хлеба многие солдаты и в глаза никогда не видали даже в мирное время. Правда, солдаты самых старших возрастов утверждали, что подобный сорт и в России имелся при царе Николае: сожмешь его, а он потом сам расправляется.
Помимо белого хлеба солдат и молоком всегда угощали, и сало в каждом доме имелось - да какое! Розовое, в полторы ладони толщиной...
Как голодные волки, накинулся личный состав на эту райскую жратву, после которой воняющий мазутом пээфэсовский хлеб просто в горло не лез, а на баланду и смотреть не хотелось. Солдаты свои постылые черствые буханки выбрасывали прямо на дорогу, туда же кухонные придурки и полевые кухни освобождали, так как вся баланда оставалась в котлах.
Отказ от наркомовской нормы сразу же привел к ЧП политического характера. Личный состав на почве белого хлеба с салом буквально рехнулся. Общее настроение выразил рядовой 2-й стрелковой роты Иванов, который вместо благодарности за угощение, учинил скандал, заорав на освобожденных от фашистского ига заграничных жителей: "У меня в колхозе баба с детьми с голода околевают, а вы тута белый хлеб жрете, буржуи проклятые?! Да зачем за вас кровь-то проливать, зачем вас освобождать-то? Это нас освобождать надо!"
Конечно, Иванова в СМЕРШ замели - только его и видели... Но в подразделениях участились случаи дезертирства и самострела (под видом несчастных случаев при чистке оружия). Политорганы переполошились. Был созван по тревоге партийно-комсомольский актив дивизии, что практиковалось чрезвычайно редко. На этот актив и я побежал, поскольку по совместительству с обязанностями писаря и помкашевара являлся также ротным комсоргом. Об особой важности мероприятия свидетельствовало и то, что с докладом выступал не кто-нибудь из политотдельских придурков, а сам Колдубыч - как солдаты величали гвардии генерал-майора Колдубова, командира нашей дивизии, пользовавшегося большим авторитетом. Вот ему и было поручено восстановить покачнувшуюся веру личного состава в превосходство советского общественного строя. Колдубыч призвал партийно-комсомольский актив немедленно провести во всех подразделениях политинформацию и довести до сердца каждого солдата его слова.
- К сожалению, в наших рядах оказались отдельные несознательные люди, которые, впервые столкнувшись с зарубежной действительностью, решили, что при капитализме, мол, население лучше живет, чем в нашей советской стране. Но они глубоко ошибаются, товарищи! - заявил генерал под аплодисменты активистов (откровенно говоря, тоже так думавших).
И он сообщил, что бывал в этих местах в Первую мировую войну рядовым солдатом русской армии и что эта местность особая - по ней судить о капитализме нельзя. Не зря она называется "Золотой долиной": ее войны обходили стороной, здесь никогда не было разрухи, поэтому население живет зажиточно. А дальше на запад - все беднее и беднее...
После генерала инструктор политотдела майор Вайнилович прочитал нам лекцию "Марксизм-ленинизм об абсолютном и относительном обнищании трудящихся при капитализме", затем был проведен инструктаж агитаторов.
Все силы партийно-комсомольского актива дивизии были брошены на проведение политинформации и политбесед о текущем моменте. Но лишь благодаря авторитету Колдубыча положение немного удалось выправить. ЧП пошли на убыль, показатели массового героизма перестали снижаться. Когда же дивизия вновь двинулась в наступление, то оказалось, что Колдубыч малость сплоховал: чем дальше на запад, тем население жило не хуже, а вроде бы, наоборот, лучше, чем в Восточной Словакии. Невзирая на фашистскую оккупацию, население домашним консервированием увлекалось. В подвалах домов солдаты обнаруживали целые горы стеклянных банок. Какой только снеди в них не было: телятина, гусятина, поросятина, курятина...