Итак, у меня двое детей. И оба появились на свет как бы помимо моего желания. Малышка Луна Байт, которой ранней весной исполнилось четыре года, и которую два года я уже не видел – моя внебрачная дочь, зачатая в полубессознательном состоянии. И вот этот мальчик. Как его зовут?
– Как его зовут?
– Мы не знали, господин, – подала голос женщина. – И назвали Збышеком… Збигневом.
Я кивнул, глядя на сына. Что ж, если все верно, и этому мальчику суждено однажды перевернуть мир и принести в него смерть и разрушение, то имя самое подходящее*. Впрочем, такое случается сплошь и рядом, что отцов не спрашивают, как бы они хотели назвать детей.
(*Збигнев – буквально «избавляющий, избывающий гнев». Прим. авт.)
– Хорошо. Мне нравится. Пусть будет Збигневом.
Где-то рядом послышался тихий вздох, и я почувствовал знакомый запах дыма и вереска. Моя жена? Смерть? Она-то что здесь делает? Хотя, с другой стороны, если она пришла просто посмотреть на ребенка…Где ты, милая? Позволь и мне увидеть тебя хоть одним глазком! Ведь это такое чудо – рождение потомка Смерти. Смерть стала источником новой жизни. Уже это способно вывести богов и людей из себя, а мир – из равновесия. Грядут катаклизмы, возможно, войны и эпидемии – и причина этому сидит на руках у незнакомой женщины, как ни в чем ни бывало. Сейчас он еще мал и слаб, ему любой может причинить вред – не зря подле его приемной матери замерли ведьмак и лич, готовый сорваться в бой по первому признаку опасности. Но пройдет время – и он станет таким, что мир содрогнется от ужаса, прислушиваясь к поступи нового Темного Повелителя.
Помилуйте! Темный Повелитель – вот этот мальчик? Вы уверены? Сколько раз повторять, что дети вырастают такими, какими их воспитывают.
– Я… могу посмотреть на него поближе?
– Можешь.
Покосился на старика, застывшего поодаль. Он поднял ясный холодный взгляд.
– Можешь. Ты можешь его отсюда забрать, – слова падали тяжело, как камни на дно колодца, и, как камни, мгновенно оседали на дне души. – Ты можешь увести его, и никто не встанет на твоем пути. Но тебе придется кого-то оставить здесь.
– Кого? – выдохнул я, уже догадываясь, что знаю ответ. Рядом тихо, невнятно, ругнулся пра Михарь, тоже сообразивший, куда задул ветер.
Ветер в самом деле появился, взъерошив кусты и камыши, погнал рябь по озеру. Но тут он усилился настолько, что женщина попятилась, закрывая плечом ребенка и спеша укрыться около домика. Люди – те самые, призрачные люди призрачного города – заволновались. Они знали, предчувствовали то, что сейчас должно произойти.
Я вперил взгляд в озеро, которое потемнело, словно осенняя хмурая туча нависла над ним свинцово-серым брюхом. Где-то там волна ударила в край островка плавника, где торчало прикрученное к лесине тело Брашко. Островок колыхнулся, словно небольшая лодочка. Мне показалось, или Брашко зашевелился, приходя в себя. Жив. Он был жив, только оглушен…
Ненадолго.
Моя жена все еще была поблизости. Ясно, чего она ждала – моего выбора. Ей, наверное, было бы приятно узнать, что сын растет с отцом, а не отдан на воспитание первой попавшейся семейной паре, у которой нет своих детей. Даже если бы я сам не мог растить ребенка при монастыре, у меня хватило бы денег, чтобы найти ему воспитателей в городе и навещать то и дело, следя за его жизнью и развитием. Но для этого мне надо было всего лишь отвернуться от Брашко Любечанина, который – да, теперь уж несомненно! – очнулся и пока еще в полусне озирается по сторонам, не понимая, как сюда попал. Я покину эти места, унося с собой сына – и оставлю студента на смерть. Какому богу его принесут в жертву, и как долго он будет умирать – неизвестно.
Не бойся, – тихий шепот моей жены, – умирать он будет недолго. Змей умеет разбираться с жертвой быстро…
Змей? Она имеет в виду Змея Полоза? Но разве он живет в этом озере? Или есть какой-то другой змей, о котором я еще не знаю?
Брашко заволновался, первым заметив что-то или кого-то в глубине озера. С островка ему было все отлично видно, а зрителям оставалось лишь гадать. Хотя что там гадать? Островок внезапно качнулся на волне, когда в толще воды шевельнулось огромное тело.
Я еще мог не смотреть. Я мог взять ребенка на руки, развернуться и уехать. И потом думать, на кого я его променял.
– Сейчас, – произнес старик.
Ох, зря он это сказал!
– Ничего не сейчас, – я вскинул руку. – Еще ничего не решено.
– Ты… ты должен сделать выбор!
– Я его сделал…
С ума сошел? – силуэт моей жены проступил серой тенью. – Ему уже не поможешь. А наш сын…