- Имя?
- Людвиг Гильбертен. Университет в Берлине. Он…
Взмах руки. Сказанного достаточно. Значит, образованный человек. Значит, знал что-то такое…
- Что ты знаешь, Людвиг Гильбертен?
- Он утверждает, что настали последние времена, - подсказал за спиной пра Антон.
- Вот как?
- Твердит о приходе Тьмы с востока…
- Вот как?
О Тьме-с-Востока твердили давно. С тех пор, как этот самый Восток открыли. Мол, однажды солнце не встанет и вместо ожидаемого нового дня придет вечная ночь. И еще много чего говорили, но…
Узник что-то прохрипел. Слов было не разобрать.
- Что он говорил? – спросил пра Михарь.
- Он больше ничего не сказал, - в голосе пра Антона послышалась чуть ли не детская обида. – Твердил только, - инквизитор пошуршал допросными листами, что-то вроде «Идет Тьма с Востока»… «бойтесь Тьмы с Востока»… «Тьма с Востока падет на ваши головы…никто не убережется…» И так далее. Как заведенный…
- Что он сказал {сейчас? }– пра Михарь поднял взгляд на палача. Тот пожал плечами.
- Последнее время он ничего не говорит. Только хрипит и стонет. Вы можете что-нибудь сделать?
- Что, например? – пра Михарь, не вставая с колен, обернулся на коллегу. – Прочесть его мысли или…
- Вы целитель, вам лучше знать.
«Целитель!» Скажут тоже. Почти тридцать лет ему внушали, что он должен забыть о том, что является целителем – мол, ты опозорил свое звание и лишился права на него! – и вот теперь… Но в чем-то они правы. Старый инквизитор коснулся ладонью диафрагмы узника. Сосредоточился.
Плохо.
- Отвяжите его.
- А? – палач наклонился ближе.
- Отвяжите. Положите на ровную поверхность… Не на пол! Иначе я отказываюсь работать с таким материалом… Нет! – выдохнул он, когда служка коснулся его локтя, пытаясь помочь подняться. – Я сам!
Встал, отступил в сторону и молча стоял ждал, пока палач и его помощник укладывали жертву на пыточную скамью. Других ровных поверхностей тут не было – за исключением письменного стола.
- Не надо, - остановил помощника пра Михарь, когда тот по привычке начал сноровисто прикручивать узника к скамье. – Обойдусь.
Он склонился над телом. Узкое длинное лицо узника было багровым от прилившей крови. Грудная клетка все еще дрожала, и, если положить руку на грудь, было слышно, как трепещет сердце. Несколько коротких касаний к солнечному сплетению, вискам, лбу, чреслам – и общая безотрадная картина стала ясна.
Ничего нельзя было сделать. Узник умирал. Как целитель, пра Михарь мог лишь ненадолго продлить его жизнь – но лишь для того, чтобы потом агония наступила быстрее.
Однако получить ответ на вопросы было важнее. И он сжал ладонями виски умирающего. Ощутил, как сила полилась через пальцы вовне.
{- Говори…}
По телу узника прошла судорога. Он скрежетнул зубами, выпрямляясь. Глаза его вылезли из орбит
- Идет… - послышался невнятный хрип, - он идет… Он близко…
- Кто? Кто идет?
- Он…
Тело задергалось, забилось так, что застучали по скамье голые пятки. Пра Михарь навалился на него, стискивая ладонями голову узника, впиваясь ногтями в холодную липкую кожу, стараясь удержать контакт. Узник завыл, стукнулся несколько раз затылком…
И в разум священника хлынули образы.
{Туча наползает от горизонта, постепенно охватывая весь мир. Последние солнечные лучи прошивают ее насквозь, как копья – воду. В ее недрах ворочается тьма, разбавляемая бордовыми вспышками. Брюхо тучи глухо бурчит. Там что-то упруго шевелится… Слышится грохот и треск – и какая-то тень зигзагом несется к земле.
Это змей. Отчаянно извиваясь всем телом, беспорядочно взмахивая переломанными крыльями, он изо всех сил старается удержать высоту, отдалить миг падения, но тело летит вниз, вниз – навстречу разверзающейся пасти бездны. Трубный рев, в котором смешались ярость, страх и отчаяние, раскалывает тишину. Ему отзывается глухое бормотание тучи, и все стихает, когда змей скрывается в проломе распахнутой пасти бездны. Волной доносится эхо последнего крика, но его заглушает хряск ломаемых костей. Взрывная волна прокатывается по миру…}
…- пра? Пра Михарь? Что с вами?
Его тормошат, брызгают на лицо теплой затхлой водой. И от этого он приходит в себя.