И у меня есть все основания подозревать, что и в 1972-м…
Короче, думаю, человеку всегда свойственно сожалеть о временах, когда ему было двадцать — особенно если в этом возрасте ему довелось жить в Париже!
И в доказательство своего утверждения заявляю, что, когда я служил посыльным в отеле «Скриб», Париж казался мне во сто тысяч крат веселей, чем сегодня — хотя, признаться, в те времена скучал я там смертельно и чувствовал себя ужасно не в своей тарелке.
Впрочем, на месте мне не сиделось. Месяц спустя я покинул отель «Скриб» и поступил в «Континенталь», который, на мой взгляд, был подальше от центра. А в январе, устав от гостиниц, нанялся в ресторан «Ларю». Потом стал посыльным в театре под названием «Водевиль», где — уж не знаю, по какому праву — впоследствии разместился один из кинотеатров. И три зимы кряду, с 96-го по 99-й, так и сновал с места на место — пока, наконец, в один прекрасный день мой добрый гений не привел меня в Монако.
Трудно рассказать обо всех злоключениях, которые пришлось мне пережить за это время, однако есть одно, какое было бы просто непростительно обойти молчанием.
В бытность мою посыльным в ресторане «Ларю» я познакомился с посудомойщиком по имени Серж Абрамич. Полурусский-полурумын, этот человек обладал редким, прямо-таки дьявольским обаянием. Волнистые черные волосы, матовая кожа, пухлые губы — и глаза, чьи зрачки, казалось, дышали. Было видно, как они буквально расширялись в такт с биением сердца, а потом делались совсем крошечными. Он был евреем и выглядел скорее армянином, чем славянских кровей.
Не будучи человеком образованным и в обычном смысле слова благовоспитанным, он отличался куда большей деликатностью, чем остальные служащие ресторана. Кроме того, у него был какой-то особый музыкальный выговор, будто обволакивающий, настойчиво-убедительный, который искажал исконный смысл многих слов, придавая им странное ностальгическое обаяние. Я чувствовал, как все больше и больше к нему привязывался. Тем более, что он выказывал ко мне явное расположение, признаться, особенно для меня лестное, поскольку он не удостаивал им кого попало.
И все же какой-то внутренний голос все время нашептывал мне, что не стоит слишком поддаваться его чарам.
Каждый вечер мы вместе пешком поднимались на Монмартр, где оба жили. Молчаливый на службе, он сразу же делался разговорчивым, едва мы оказывались за дверьми заведения, вдали от нескромных ушей. Речи его в те времена были сумбурны, в них то и дело сквозили какие-то намеки и скрытые угрозы в адрес некоего человека, чье прибытие ожидалось со дня на день.
Если верить его словам, этот человек был виновен в бесчисленных злодеяниях.
В те дни сентябрь 1896-го уже перевалил за середину, а появления его он ждал где-то между 5-м и 8-м числом следующего месяца.
По мере того, как приближалась роковая дата, возбуждение его с каждым днем становилось все заметней, а угрозы все определенней.
Порой посреди безлюдной улицы он вдруг останавливался, хватал меня обеими руками за лацканы пиджака и, уставившись мне прямо в глаза, каким-то глухим голосом произносил:
— Пойми, есть на свете люди, которые должны исчезнуть!
Или:
— Преступления должны быть наказаны!
И добавлял:
— Так угодно Богу!
Я изо всех сил изображал, что полностью разделяю его убеждения, стараясь при этом держаться в стороне от его замыслов. И все же у меня было предчувствие, что в будущем мне еще придется противостоять влиянию, которому пытался подчинить меня этот человек.
Неожиданно, не предупредив меня ни словом, он перебрался в отель на улице Фонтен, где жил я.
3-го октября, около полуночи, у дверей ресторана «Ларю» появились двое, они едва переводили дыхание и хотели видеть Абрамича. Эти двое оказались русскими. Я провел их на кухню. Серж поговорил с ними в коридоре. Они вполголоса обменялись по-русски парой-тройкой слов, после чего ночные гости исчезли.
Двумя часами позже мы с Сержем уже сидели за столиком в дальнем уголке одного из пустынных кафе на улице Мартиров. После долгого молчания он вдруг произнес:
— Он прибывает шестого.
Потом, взяв меня за руку, добавил:
— Ах, если бы я только мог на тебя положиться!
Меня не волновало, доверяет он мне или нет, ибо теперь у меня уже не оставалось ни малейших сомнений: Серж отвел мне активную роль в операции, которая угрожает жизни таинственного гостя, чье появление ожидается шестого.