Кинулись малыши к Нонне, а та схватила их в охапку, прижала к себе, расцеловала, и тут же — в правой руке сумка, в левой ладошка младшего Пети, а Сережа берет брата за другую руку, как привык, и всей оравой скорее домой. И не успели они выйти из детского сада, за ворота ступить, как глядят — навстречу им по дорожке торопится Саша. «Папа пришел! Папа пришел!» Посыпали малыши наперегонки к отцу. Виснут на нем, ноги поджимают, карабкаются, как на дерево. И Нонна, увидев эту знакомую и привычную ей картину, тут еле удержала слезы, потому что и у самой к сердцу подкатила неистребимая, немыслимая любовь к детям, к мужу. Права Зинаида, как же ей повезло с Сашей.
Придя домой, Нонна сразу же достала из холодильника кусок докторской колбасы — как и во всех городских семьях, выбор продуктов в холодильнике был куда богаче, чем в гастрономе, — отрезала большой ломоть хлеба, положила на него кусок колбасы, помазанной горчицей, потом в кружку налила полбутылки пива и сразу же дала Саше, как говорилось у них в доме, заморить червячка. Пока муж ел и глаза у него светлели — первую заповедь семейной жизни Нонна в свое время усвоила быстро, с одной подсказки свекрови, — Нонна собрала детей и, будто бы играючи, заставляя то одного, то другого открыть то верхний ящик платяного шкафа, то нижний, приготовила с их помощью им чистое бельишко для бани, вытащила постельное белье — день был последний рабочий, пятница, — и кликнула мужа (Саша за это время должен был закончить со своими доедками), передавая ему эстафету.
Пока Саша купал сыновей — процедура эта была ритуальной, почти на весь вечер, с пусканием пароходиков и лодочек, соревнованием в нырянии, с анестезирующим средством сказок от щиплющего мыла, — Нонна перестелила постели, повесила на спинки детских кроваток пижамки и рванулась на кухню готовить себе и Саше праздничный ужин, а ребятишкам жарить сырники.
Все это время она постоянно думала об этой чертовой машине, принесшей ей первые расстройства, обдумывала свои варианты — по какому-то молчаливому уговору, после того как они с мужем встретились у детского сада и шли с детьми домой, разговора о машине не было: и не хотели портить сыновьям начало еженедельного праздника общения с родителями, отдать им все свое внимание, да и дело было, как понимали оба, слишком серьезным, чтобы обсуждать его на ходу, — а еще больше Нонна предвкушала — это тоже была традиция — пятничный ужин, за которым два свободных, просторных для простенького семейного счастья дня, тихие разговоры с Сашей и его неторопливые, не подгоняемые завтрашней необходимостью вставать на работу, объятия.
Сели они за стол после девяти, когда малыши уже послушно посапывали и видели разнообразные сны с полетами, речками и цветами на лужайках. Телевизор не включали, поэтому ужинали на кухне. Саша разлил вино, они молча подняли рюмки, посмотрели друг другу в глаза, улыбнулись, чокнулись и выпили.
Когда Саша съел первый антрекот и порцию картошки и Нонна метнулась было к плите за добавкой, муж успокаивающе положил ей ладонь на руку, другой рукой снова налил рюмки и сказал:
— Что делать будем? Машину-то дали…
Нонна вздохнула, чуть отодвинула от себя тарелку, как бы показывая, что мысли у нее на этот счет самые серьезные, отлежавшиеся, не подогретые вином, и сказала:
— Я уже думала, Саша. Придется, наверное, у Галины Платоновны просить, родственников-то у нас с тобою немного, да и отдадим ты с тобою долг не очень скоро. А здесь все же родная мать…
— Ну, я, правда, еще могу работу взять, халтуру.
— Ты и так встаешь рано.
— Это будет по субботам и воскресеньям. Мне эту халтуру Юленька предложила. На работе у ее мужа дали пять гектаров под садовые участки, им надо планировку сделать, разметить дорожки.
— Не нравится мне твоя Юленька. Так она на тебя все время глядит, будто хочет съесть.