Мои дед и бабка были вполне обычными для своего времени людьми, но совершенно загадочными «динозаврами» по представлениям обитателей 21 века, особенно для «миллениалов» и «зуммеров». Дед Петя был намного старше (рождения 1888 года) бабки Ксении (1906 года), хотя, когда родители их переженили году эдак в 1925, он не были ни вдовцом, ни разведённым, но как-то все равно умудрился продержаться так долго без официальных регистраций.
Они оба были, вроде как из крестьян, но дед еще задолго до революции успел послужить у купцов сначала на побегушках, потом приказчиком и даже старшим приказчиком при каких-то лавках и лабазах. И потом при Советской власти он тоже не бедствовал, продолжая работать уже завхозом в расплодившихся как грибы советских учреждениях. По словам бабки, в Гражданскую войну дед даже одно время был комендантом госпиталя в Воронеже (скорее всего, у красных, иначе бы он так долго на прожил).
Бабка тоже была из столь «бедной» крестьянской семьи, что её отец (значит, мой прадед) имел возможность отвезти её учиться в Воронежскую женскую классическую гимназию с проживанием на частной квартире (сейчас это старинное красивейшее здание со всякими архитектурными «вилюшками» на ул. Сакко-Иванцетти). Бабка успела получить только двухклассное образование, пока большевики в 1918 году не разогнали всех гимназисток по домам, забрав гимназию как раз под госпиталь. Получается, дед — комендант этого госпиталя — тогда не подозревал, что его будущая жена была как раз в толпе девочек в одинаковых платьицах с передничком. Такая вот романтическая история. А неудавшаяся гимназистка Ксюша вернулась к родителям в одно из сел под г. Эртиль. На этом с образованием у моей бабки все было закончено, она даже не помнила ни одного слова по-французски.
Отца её расстреляли комиссары в 1919 — чтоб не заступался за предварительно ими же убиенного сельского попа. Этот факт бабка моя скрывала почти до самой своей смерти, утверждая, что отец просто бросил их с матерью и братом — так засел в её мозгу страх перед людьми в кожанках с маузерами.
Кстати, отца другой моей бабки (по отцу) и тоже, значит, моего прадеда по странному историческому совпадению и тоже в роковом 1919 году убили те же красные за то, что вовремя не обеспечил им паровоз на станции Колодезная под Воронежем. Он был то ли товарищем начальника, то ли сам начальник станции. И тоже она всю жизнь молчала об этом факте и скрывала правду не только от ГПУ-НКВД и Министерства юстиции (где она служила), но и от меня — любимого внука тоже. Отмазка была той же: папа нас с мамой и братом бросил, когда я еще была маленькой (а ей было тогда уже 11 и она все должна была помнить, хотя саму казнь, возможно, и не видела). Мне, получается, тоже большевиков-коммунистов и Ленина-Сталина любить не за что. Это у нас семейное.
Но вернемся к моей усманской родне. Бабка Ксения никогда, выйдя замуж, более не работала с официальной регистрацией в трудовой книжке. Они с дедом с ходу нарожали троих детей (в том числе и мою матушку) и бабка стала чисто домохозяйкой. Уж не знаю, как дед ее «отмазывал» от статьи за тунеядство — тогда все должны были где-то числиться на работе. Я так понимаю, сноровки деда-завхоза при продовольственных и промтоварных складах вполне хватало и для решения этой проблемы, и для обеспечения разрастающейся семьи.
Пока не грянула война. Хочу подчеркнуть: ни тогда до войны, ни после до самой смерти деда бабка моя не получала никакой зарплаты, никаких пособий — ни копейки! Деньги она имела только с огорода. Она хаживала пешком за 5 километров на станцию продавать пассажирам свои дыни, крыжовник, овощи, зелень, на обратном пути покупала самое необходимое из продуктов и предметов быта типа мыла и керосина.
Война. Деду было уже за 55, когда его — не сразу, а немного погодя, когда солдатики помоложе кончились — замели в числе прочих дедов «частым бреднем» мобилизаций. По возрасту он был нестроевой и обретался в обозе. Но вот вражеские самолеты не различали с высоты чего там везут и бомбили все, что шевелится — так дед попал в Крыму под бомбежку (я вот точно не знаю при обороне Крыма в 1942 или при освобождении в 1944). Осколками ему разорвало внутренности и лёгкие, но каким-то чудом его вовремя подобрали санитары и сразу в полевом лазарете подштопали в нужных местах. Дед выжил, еще почти с год в госпиталях он выползал с того света, пока его не комиссовали с инвалидностью обратно в Усмань к бабке. Отпившись целебным козьим молоком, дед сумел еще раз оплодотворить мою на ту пору уже почти 40-летнюю бабку новым сыном — моим дядькой Сашкой.