Мама ходила на работу в редакцию газеты, где она исправляла чужие ошибки — она была корректором. Поэтому дети днем были на папином попечении, и он никак не успевал следить за всеми и при этом еще готовить на керосинке супчики и кашку с картошкой.
В то время прошло всего два года как Правительство разрешило праздновать Новый год и украшать в домах, учреждениях и на площадях новогодние ёлки. У Наты дома этот праздник еще не устраивали и пока не собирались (а то мало ли что…). Но вот недавно все они — и Ната, и папа с мамой — были на новогоднем празднике в клубе сотрудников НКВД имени товарища Ежова. Было очень шумно, весело, работали буфеты с пирожными, лимонадом и мороженым, играл духовой оркестр, и все танцевали. Дети чекистов носились по залу вокруг огромной нарядной ёлки, многие были в самодельных маскарадных костюмчиках сообразно эпохе: это были красноармейцы в будёновках, маленькие чекистики в галифе с сапожками и с пистолетиками в кобурах, девочки в красных косыночках с санитарными сумками через плечо. Настоящий Дед Мороз раздавал подарки: сладости (в том числе по несколько абхазских мандаринов) и игрушки: куклы и маленькие, но как всамделишние винтовки Мосина.
Неожиданно даже для самого себя и Лев Давыдович решил устроить Новый год у себя дома. Он притащил из театра большущую лапу от театральной ёлки, установил её в ведре с песком, и они всей семьёй принялись делать украшения: это были вырезанные из бумаги снежинки, раскрашенные гирлянды и цепочки, на ёлку вывешивались немногочисленные конфеты и орехи в золочёной бумаге. Но самое главное: у Татиной мамы каким-то чудом сохранились со старых времён очаровательная статуэтка святого Николая или Дедушки Мороза по-нынешнему, сделанная неведомым мастером из папье-маше и ваты и, кроме того несколько старинных игрушечных ангелочков с подвесочками, а ещё звёздочки и фигурки осликов, коровок и овечек — это богатство осталось из времен празднования Рождества Христова, что Советской властью категорически воспрещалось. Святой Николай был одет в синий расписной тулупчик, на ногах его были белые валеночки, на голове шапочка, носик у него был картошкой и почему-то красного цвета, в руках он держал мешочек с подарками и деревянный шестик-посох. Красавец!
На праздник у Таты кроме неё и братьев собрались Ната и еще две соседские девочки. Было тоже очень весело, мама раздала подарки — немного сладостей, по два яблочка и незамысловатые игрушки. Оказалось, что Лев Давыдович немного умел на гитаре, и дети под нее водили хороводы и подпевали песенкам про ёлочку и зайчика.
Нате со всего праздника больше всего запомнился и понравился маленький Дед Мороз, она очень жалела, что у них такого не было.
За Львом Давыдовичем пришли как раз в новогоднюю ночь. В коммуналку вломились старший наряда — сержант госбезопасности — и два его подручных, с ними были дворник и два соседа — понятые.
Теперь подробней кто такой Лев Давыдович. Его родной брат Яша сумел еще в 1919 году сбежать из Одессы в Болгарию от всего этого революционного ужаса. Яшу так поразила тогдашняя российская действительность, что он где-то с год пробирался всеми способами, без денег через всю Европу, чтобы уйти как можно дальше от всего, что он пережил. Пробирался, пока не упёрся в естественную границу континента — в Атлантический океан, оказалось, что это была Португалия. Яша со временем там освоился и — наивный интеллигент — пытался запросами через французское представительство в Москве разыскать брата (официальных отношений СССР с Португалией не было до 1974 года). К началу 30-х годов ему это удалось, и он начал посылать Лёве открытки на Рождество и Хануку с видами Лиссабона. Открытки эти оседали в спецотделе ОГПУ, а потом НКВД.
В 1937 на Льва Давыдовича завели дело в общей разработке троцкистской организации в среде театральных деятелей — так называемое дело «Центр троцкотеатр». Тогда шла подготовка к разгрому троцкистско-фашистских организаций в театрах. Операция завершилась в 1938 с арестом Мейерхольда как главаря Центра, но пока шло предварительное следствие перед предстоящим большим громким процессом, и поэтому НКВД «мелкой сетью» процеживали всякую подозрительную театральную «мелочь» — в надежде найти, раскопать неопровержимые улики и признания против московско-ленинградских главарей театральных троцкистов. Ну, и большой удачей для органов оказались Лёвины португальские родственники: это был несомненный португальский шпион.
Гримёр Шпильман Л. Д. на самом деле был не просто никчёмный безропотный еврей, а бывший командир эскадрона в Красной Армии у Тухачевского, с которым они вместе пытались освободить Польшу от панского гнёта в 1920 году. У Льва Давыдовича хранился наградной наган от самого Михаила Николаевича, нигде в Органах не зарегистрированный. Когда в театре начали бесследно исчезать осветитель, первая виолончель, декоратор и даже тенор Ленский из «Онегина», Лев Давыдович смекнул, что он — следующий. Когда той ночью начали ломиться в двери с воплями: «Вы арестованы, откройте!», Лев Давыдович отправил жену и детей в другую комнату, велев укрыться под кроватью и помалкивать, достал наградной наган с семью патронами и начал стрелять наугад сквозь двери.