Чашку?
Какие-то вазочки?
Ищу того, что в этих комнатах в двойном комплекте…
Есть!
Мексиканский всадник — плетеная мексиканская игрушка, по фактуре и технике плетения похожая на наш российский лапоть.
Беру.
Через некоторое время оказывается ужасный конфуз.
Всадник принадлежал Елизавете Бергнер.
Удивительно — в дальнейшем пробыл в Мексике четырнадцать месяцев!
А из плетеных игрушек привез только толлеровского всадника…
Правда, еще крокодила, которого подарил Капице.
Он собирает крокодилов во всех видах — вторит в этом Резерфорду.
Pulgas vestidas[153]. Лубки Хосе Гуадалупе Посады и многое-многое другое. Но из плетеных игрушек только всадника Толлера — Бергнер!
Детский рай — угловой магазин Фиреке.
Нюрнбергские оловянные (плоские) солдатики в лубяных коробочках.
«Индусские войска».
«Джунгли».
«Индейцы».
«Наполеоновские войска».
Особая прелесть — громадный ящик «лома», откуда можно было покупать поштучно.
Пейзажи на столах. Сложнейшие планировочные маневры в этих пейзажных моделях.
Любимцы. Плывущий индеец (полфигуры) — «Пенкрофф».
«Хэмпти-Дэмпти-серкес»[155] — «членистоногие» игрушки, особенно любимые. Осел и клоун, которых можно заставлять принимать любые положения.
Андрей Мелентьевич (Андрюша) Марков — сын Мелентия Феодосиевича Маркова, начальника Риго-Орловской железной дороги.
Дружба по Риге.
Перевод их в Петербург.
Казенная квартира в здании Николаевского вокзала.
Около выходной арки слева (к Старому Невскому) — большая комната с антресолями.
Антресоли сплошь засыпаны песком, и разбита головокружительная сеть игрушечной железной дороги.
Стрелки. Семафоры. Мосты через речки из стекла, покрывающего голубую бумагу. Станции. Фонари.
Техника меня никогда не увлекала. Я никогда не вспарывал часы.
Вероятно, потому я так люблю «технику» в другой области — в искусстве — и так люблю вспарывать психологические проблемы, связанные с искусством.
В играх с Андрюшей я всегда играл комическим пассажиром (из первой попавшейся игрушечной фигурки), который неизменно опаздывает к отходу поезда, попадает под колеса, путает стрелки и ведет себя как рыжий «у ковра», стараясь по рельсам догнать «курьерский поезд» и путая все на свете.
Другой приятель — француз, уже ни имени, ни фамилии не помню, — сын владельца фабрики стальных перьев.
Ритм «грохотов», смешивающих готовые перья с жирными опилками, дабы не ржавел готовый продукт, — никогда не забуду. Хотя это и есть причина, почему свежие «жирные» перья сразу не пишут, не держат чернил.
Папаша-фабрикант, рыжий, толстый, щетинистый, похож на очень потолстевшего и разросшегося Золя зрелого возраста.
Трио воскресных спектаклей: он, Алеша Бертельс и я.
Хэппи эндинг[156] одного из них.
Алеша en travesti[157].
Француз — английским «бобби». И я почему-то фантастическим… раввином (!) венчаю их.
Чуковский где-то очень давно и очень остроумно защищает футуристов.
Он находит ту же абстрактную прелесть «дыр бул щир»’а[159] (еще было хорошее: «Чеку вам бумбырь»), что мы находим в перечислении имен индейских племен у Лонгфелло — тоже абсолютно лишенных для нас смысла и прельстительных только своими ритмическими и фонетическими чертами (в «Гайавате»:
«… Шли команчи и…» etc.).
Иногда, вспоминая, тоже впадаешь в вовсе отвлеченное любование фамилиями и именами.
Пансион Коппитц.
Игрушша (онемеченное произношение имени Игорь) и Арсик (от Арсения — порочное, просфировидное, белощекое, капризное существо — сверстник) из Москвы.
Фрау Шауб с собачкой и краснощекий в коротких штанишках с голыми коленями — Толя Шауб.
Эсфира и Фрида.
Мака и Биба Штраух[160]
)..
Архитектор Фелско из Риги с дочерью, стареющей девой. И господин Торкияни, на третье лето венчающийся с нею. Фрау Фриск из Норвегии, со странно крупными серьгами, брошками, кольцами.
Сапико‑и‑Сарралукки — испанский консул.
У околоточного надзирателя может быть самая неожиданная фамилия.
Особенно если он в Риге.
Ну кто, например, подумает, что у околоточного надзирателя может быть фамилия… Музис.
А между тем это именно так.
Отца моего школьного товарища — околоточного надзирателя — зовут Музис. Музис — объект моей зависти.