Возвращалась на поезде теперь уже по нижней дороге, вдоль озера, мимо Шийонского замка. Как будто специально для Маруси освещённого огромным диском заходящего солнца.
А дальше – почти сразу, Южная Корея.
Там Марусю совершенно случайно познакомили с бизнесменом, ищущим дружбы с Россией. Маруся не была его целью, скорее, средством задружиться с руководством театра. Но он сопровождал Марусю, показал ей гордость Сеула – золотую башню с огромным кинотеатром, аквариумом, каких ещё нигде не было и смотровой площадкой на тридцатом этаже. Умный и тонкий человек, он пригласил всю женскую часть труппы в косметический салон с сауной (Чтобы тебе не завидовали), и одарил всех подарками. Хон Джон приезжал потом в Питер много раз со своими друзьями-бизнесменами, тщетно пытаясь наладить совместный бизнес, в те самые девяностые и очень поддержал Марусю. Правда, в театре всё равно все говорили о примитивном романе. А худрук Лавров называл её с тех пор только «мадам».
Ну что ж, теперь, собрав всё воедино, Маруся понимает, что Праздник в её жизни был. Такой Праздник, который не всякому выпадет на долю. Но Праздник не может длиться. Понимает она и то, что после праздника бывает похмелье. За всё нужно платить. Траурный набат уже прозвучал над её карьерой. Но она его по беспечности своей не услышала. И когда, подыгрывая Андрюше Павловцу на показе в театр Ленсовета, услышала от Владимирова: «А вы не хотите к нам?» – ответила: «У меня и так всё хорошо!», – полагая, что будут ещё и гастроли и роли. Это был незамеченный знак судьбы, а ведь какая красивая случилась бы рокировочка с Алисой Бруновной!
МАКС
Перед самой поездкой в Швейцарию Максима Максимова привёл в дом Маруси переводчик Топоров.
Все трое были «под градусом», Маруся танцевала под Джанис Джоплин и произвела на Макса то самое впечатление, которое требует продолжения отношений, несмотря на разницу в одиннадцать лет.
Макс, наверное, был гений журналистики. Фантастически эрудированный, он создал в рамках отдела культуры в популярной тогда «Смене» совершенно не газетный по уровню культурный мир. Он первый и единственный познакомил питерского читателя с Горенштейном, он в каждом номере публиковал стихи не очень признанных официально поэтов, он был чист душой, верил в победу разума над чернью, донкихотствовал и иногда приходил с разбитым носом, буквально.
Но… два в одном – это бывает только во флаконах с шампунем.
Когда дошло до интимной близости, Маруся почувствовала себя героиней «Кентавра» Апдайка.
Макс был закомплексован и неопытен сексуально, нездоровая кожа была причиной его страданий и нерешительности. Видимо, может быть, кто теперь знает? Как старорежимный юнкер искал общества опытной профессионалки, исполняющей одновременно роль матери, он и потянулся к внешне уверенной и развязной Марусе. И ошибся. Играя чужую роль в жизни, Маруся оставалась ребёнком, нуждающимся в защите. Почему они сразу не поняли, что не пара? Что держало их друг возле друга целых два года?
ДОКТОР: – И что же?
– Не знаю до сих пор. Маруся, видимо не могла строить нормальные, без излишней требовательности отношения. Как обычно было для неё, они часто ругались, расходились, вновь сходились… Макс, видимо, надеялся на полноценную мужскую жизнь, и всё просил Марусю подождать… Хотя, такой завидный жених мог найти себе более молодую и достойную партнёршу. Она же спасалась от одиночества, да и что говорить? – жизнь с Максом была очень интересной: и сам он, как собеседник, и его знакомства, и постоянные выходы в «свет», где официоз перемешивался с андеграундом.
Однажды после посиделок в Доме Литератора, который вскоре после этого сгорел, в квартиру Маруси ввалились втроём с Геной Григорьевым. Поэт и алкоголик, он был притчей во языцех, скандалил и писал скандальные стихи, был кроток и нежен, и всю ночь рассказывал о недавно приобретённой козочке, а глаза были детские, полные слёз…
Как-то от канадского телевидения приехал режиссёр Мирзоев с оператором. Марусю долго и подробно расспрашивали о том, не страшно ли ей жить в России начала девяностых, честная до идиотизма, она говорила на камеру, что очень страшно, потому что много бандитов и мало еды. Заплатить за интервью её не сподобились, дескать, и так пусть будет горда вниманием. Через несколько дней будущего мэтра московской театральной тусовки пригласили в дом Либабова-Ивановой. И тут уже Макс возмущался, что гости пришли с пустыми руками, что называется, попользовались и ушли, не сказав: – До свидания.