Как же вы можете считать, что я уговаривал, если ныне само владение Янь напало на себя же.
4.9. Жители владения Янь восстали. Их правитель-ван сказал:
– Мне очень совестно перед Мэн-цзы за случившееся. Сановник из владения Ци Чэнь Цзя сказал ему:
– Ван, не надо кручиниться об этом! Сами вы как считаете, ван, кто обладает большей нелицеприятностью и кто мудрее: вы или основатель царства Чжоу-гун?
Ван перебил его:
– Тсс! Это что за слова такие? Чэнь Цзя сказал:
– Чжоу-гун послал Гуань Шу наблюдать за иньцами, а тот использовал их для восстания. Если Чжоу-гун знал, что так случится, и все же послал Гуань Шу, значит, он не обладал нелицеприятностью, а если не знал и все-таки послал, значит, не был умен. Чжоу-гун так и не проявил до конца ни беспристрастия, ни ума. Как же может быть у него больше того и другого, чем у вас, ван?
– Я прошу разрешения повидать Мэн-цзы и получить разъяснение этому.
При свидании с Мэн-цзы сановник Чэнь Цзя спросил его:
– Каким человеком был Чжоу-гун? Мэн-цзы ответил:
– Премудрым человеком древности.
– Был ли такой случай, что он послал Гуань Шу наблюдать за иньцами, а тот использовал их для восстания?
Мэн-цзы ответил:
-Да!
Чэнь Цзя спросил:
– Знал ли Чжоу-гун, когда посылал его, что он возмутится?
Мэн-цзы ответил:
– Нет, не знал. Чэнь Цзя спросил:
– Если так, то, значит, и премудрые люди совершают ошибки? Мэн-цзы ответил:
– Чжоу-гун был младшим братом, а Гуань Шу – старшим. Разве при таком условии не была допустимой ошибка Чжоу-гуна? К тому же добропорядочные мужи глубокой древности когда ошибались, то исправляли ошибки, а нынешние добропорядочные мужи когда ошибаются, то потворствуют ошибке. Ошибки у добропорядочных мужей глубокой древности подобны затмениям солнца или луны, все народы видят их; когда же они исправляли их, то все народы взирали на них с благоговением. А добропорядочные мужи современности разве зря потворствуют ошибкам? Мало того, они еще исходят из них для своих оправданий!
4.10. Мэн-цзы отказался от обязанности быть слугой правителя и вернулся к себе. Ван тотчас отправился к Мэн-цзы повидаться с ним и сказал:
– Еще в прошлом мне хотелось видеться с тобой, но тогда никак не удалось осуществить это. Я был очень рад, когда мне все же довелось услуживать тебе на общих приемах во дворце, но теперь мы опять расстаемся, так как ты покидаешь меня и возвращаешься к себе. Не знаю, удастся ли еще продолжить это пребывание у меня и иметь возможность встречаться!
На это Мэн-цзы ответил:
– Мне, безусловно, хотелось бы этого, но просить не смею. Как-то в другой раз ван обратился к мудрецу Ши-цзы и сказал ему:
– Я бы хотел пожаловать Мэн-цзы отдельный дом в самой середине моего владения, выдавал бы ему по сотне сотен чжун[29] зерна на содержание учеников, и чтобы все сановники-дафу, а также общественные люди страны имели возможность чтить его и подражать ему. Почему бы тебе не сообщить ему об этом от моего имени?
Ши-цзы упросил Чэнь-цзы, чтобы тот сообщил об этом Мэн-цзы. Чэнь-цзы передал Мэн-цзы слова Ши-цзы.
Мэн-цзы воскликнул:
– Верно! Но как Ши-цзы узнал, что для меня это невозможно? Впрочем, если допустить, что я хотел бы разбогатеть, то мой отказ от вознаграждения в сотни тысяч чжун и принятие взамен всего лишь сотни сотен ужель был бы выражением такого желания?
Когда-то Цзи-Сунь говорил: «Ну и чудак же Цзы Шу-и! Предлагал себя самого для ведения дел по управлению, – его не использовали. В таком случае следовало бы тоже на этом кончить, и все. А он предложил еще своих учеников в качестве высших сановников. Кому из людей не хочется быть также богатым и знатным? Только среди богатых и знатных порой бывают себялюбивые выскочки».
С древности повелось устраивать базары, на которых обменивали все то, что имели, на то, чего не имели, и были смотрители, которые управляли такими делами.
На этих базарах подвизались презренные мужи, которые стремились занять самые выигрышные места, взбирались на них, чтобы видеть, слева и справа, весь базар и ловить в свои сети все барыши от базарных сделок.
Все считали это подлостью, а потому выпроваживали их и взимали с них пошлину. Вот с этих-то презренных мужей и началось обложение купцов пошлиной.
4.11. Мэн-цзы, покинув владение Ци, остановился переночевать в пограничном городке Чжоу.
Кто-то, желавший ради своего правителя-вана задержать отъезд Мэн-цзы, подсел к нему и заговорил с ним. Мэн-цзы не отвечал ему, отпрянул от столика и улегся.
Гость выразил неудовольствие и сказал:
– Я, ваш ученик, соблюл все правила вежливости, после чего осмелился заговорить с вами, а вы, уважаемый учитель, улеглись и не слушаете меня. Простите! Больше не осмелюсь знаться с вами!
29