Обычная толпа. Рабочие пчелки Би-би-си, зашедшие перекусить перед вечерней сменой. Офисные служащие, расслабляющиеся перед тем, как сесть на поезд и поехать домой. И гуляки, уставшие веселиться среди кричащих огней Уэст-Энда.
В нынешней демографической ситуации образовался перекос в сторону молодежи, вот и в этой пиццерии преобладали молодые. Думаю, даже слишком юные, чтобы слушать «Оплеуху» на «Радио-2». Но тут я увидел, как в поисках столика оглядываются две старушки из тех, кому по вечерам не сидится дома. Я задумался о том, на какой мюзикл они собрались, и вспомнил, как моя мама любила напевать что-нибудь из «Чикаго», «Отверженных» и «Парней и куколок». Мне казалось, что с тех пор прошла целая жизнь.
Старушки осторожно уселись за два столика от нас. Компания в костюмах была рядом с ними. И внезапно мне показалось, что они орут на всю пиццерию.
— Да вы чего, на хер, это было на самом деле, — разглагольствовал один из них, размахивая руками перед корешами. — Парень идет к шлюхе и спрашивает: «Сколько за то, чтобы ты помастурбировала передо мной? Сто фунтов? Это дорого». А шлюха говорит: «Слышь, вот этот “Ролекс” я купила за мастурбацию».
Марти поднял на меня глаза от своей пиццы «Четыре сезона». Он быстро взглянул на старушек, но тут же отвел взгляд. Вы могли бы подумать, что человека с таким послужным списком, как у Марти, не станут заботить скабрезности в пиццерии. Но, как и все грешники, он понимал, что все зависит от обстановки.
Старушки уставились друг на друга. «Костюмы» загоготали от восторга. Рассказчик откусил кусок чесночного хлеба и продолжил:
— На следующий день он возвращается и говорит шлюхе: «А сколько стоит отсосать?» Та отвечает: «Пятьсот фунтов». «Пятьсот фунтов! Трахни меня в задницу, это же куча бабла». Она отвечает: «Видишь этот “мерседес”? Я купила его за минет».
Марти оттолкнул от себя пиццу.
— Мы должны что-нибудь сказать, — проговорил я жалким тихим голоском. — Мы должны поставить на место этих подонков.
Марти кивнул. Но продолжал смотреть на пиццу.
— Их пятеро, — сказал он. — Им это может не понравиться. Возможно, у них есть ножи.
— Ты шутишь? У этих парней нет ножей. У них только «блэкберри». Что, ты думаешь, они сделают? Ударят тебя своими телефонами?
Но и во время, и после своей страстной речи я продолжал сидеть, как Марти, никому не страшный со своим негодованием.
За соседним столиком царил истинный бедлам. Красные лица. Пьяные голоса. Анекдот подходил к кульминации. Старушки собирались уходить. Они говорили смущенной официантке, что им после всего расхотелось есть.
— А потом он приходит к шлюхе и говорит: «А сколько стоит тебя трахнуть?» А она отвечает: «Тысяча фунтов». Он говорит: «Разрази меня гром, это дорого». И тут она отвечает: «Видишь тот большой дом напротив?»
— Она отвечает: «Если бы у меня была киска, — пробормотал Марти, — держу пари, я бы его купила».
— Я ждал чего-то подобного, — сказал я, глядя на «костюмы».
Старушки направились к двери, их выход в свет был непоправимо испорчен.
А я просто сидел и не сказал ни слова.
4
Я привез Пэта в Сохо. Он до сих пор со мной почти не разговаривал. Мы лишь обменивались незначительными фразами.
Я довел его до двери и нашел звонок с фамилией Джины. Фамилией, которая была у нее до меня и которую она опять стала носить после меня. Я позвонил, глядя на Пэта. Он был невозмутимым и бесстрастным — непостижимый отпрыск разведенных родителей.
— Кто там?
Странно, что я не узнал ее лица. Потому что голос не мог принадлежать никому другому. Пэт и я подались ближе к металлической решетке.
— Это мы, — сказал я.
— Это я, — сказал Пэт.
Джина довольно засмеялась — звук, которого я не слышал тысячу лет.
— Отлично, входи, — пригласила она, и дверь открылась.
Пэт бросил на меня пустой взгляд и вошел. Я немного постоял, и дверь захлопнулась.
Не знаю, чего я ждал. Но я вез его по городу, ощущая небывалый страх. Однако ничего не произошло. Или произошло? Я вернулся к машине. Но не сел внутрь. Я продолжал прогуливаться. И причины, по которым мы остаемся вместе или расстаемся, показались мне такими до боли случайными, что я чуть не уселся прямо на мостовую Олд-Комптон-стрит и не расплакался.
Она поведет его ужинать? Или им будет проще остаться дома? Они будут разговаривать. А может, Джина — или оба — захотят избежать долгих разговоров и просто попытаются провести вместе время?
«Это их дело», — подумал я.
А сам я был в полной растерянности. Совершенно раздавлен. И внезапно почувствовал себя постаревшим. Если бы я не спал ни с кем другим, если бы она дала мне еще один шанс, если бы она не закрутила так быстро с другим мужчиной… то нас вряд ли что-то смогло бы разлучить, думал я.