— Сегодня вечером ты дома? — спросил я.
Он отбросил с глаз прядь волос. Они стали длинными за лето.
— После школы у меня Клуб латерального мышления, а потом я домой, — ответил он. — А ты?
— Я буду дома, — кивнул я. — Правда, поздно — сегодня официальный прием. Шоу присудили награду. Клуб латерального мышления?
— Ну, ты знаешь. Выход за рамки привычного мышления. Творческое мышление. Эдвард де Боно.
— О, точно — Эдвард де Боно. Бывший муж Шер. Нет, то был Сонни Боно. Ты тогда еще не родился.
— Все произошло до того, как я родился, — засмеялся он, вылезая из машины. — Мое время еще не пришло.
Он захлопнул дверцу и посмотрел на меня через окно.
— Удачи тебе в твоем Клубе латерального мышления, — пожелал я. — И поговори с ней, малыш. Поговори с Элизабет Монтгомери.
Он помахал мне и ушел. В этом был весь мой сын. Парни его возраста вовсю выклянчивают у матерей iPod. А он посещает Клуб латерального мышления и без взаимности влюблен в Элизабет Монтгомери. Я смотрел, как он идет, пока звонок не стих.
Вокруг толпилось еще много родителей, поэтому я не сразу присмотрелся к женщине, припарковавшейся прямо у школьных ворот. Вообще-то я почти не обратил на нее внимания. Но она вышла из машины, и я увидел, что она тоже смотрит на Пэта.
Тогда я взглянул на нее повнимательнее.
Высокая блондинка, худоватая, на мой вкус. Одета для серьезной тренировки — темный спортивный костюм, соответствующие кроссовки — и плащ, наброшенный поверх одежды для бега. Выглядела она слегка растрепанной и усталой, но кто не выглядит таким, отводя ребенка в школу и забирая после занятий? Несмотря на голубое сентябрьское небо, день был довольно прохладным, и я видел, как у нее изо рта идет пар.
Я посмотрел прямо на нее, сквозь нее, и мы оба смотрели, как Пэт идет через ворота; край белой рубашки выбился у него из штанов, развеваясь на ветру, словно белый флаг капитуляции.
Тогда я снова посмотрел на нее, и во мне все упало.
Я всегда считал, что это ненормально — нет, я всегда считал, что это невероятно, — если ты любишь человека, любишь верно и преданно, а потом, в один прекрасный день, не узнаешь его лица.
Если ты кого-то любишь, то думаешь, что будешь всегда, всю жизнь помнить его лицо. Разве в твоем сердце не отпечаталась каждая его черта?
Но это не так. Сердце имеет склонность забывать.
Особенно после… Сколько лет прошло? Семь? Неужели действительно прошло семь лет с тех пор, как я в последний раз видел ее? Куда делись эти семь лет?
Она села в машину и, отъезжая, взглянула на меня с осторожным интересом.
Значит, она почувствовала то же самое. Кто этот незнакомец?
И тогда ко мне вернулись воспоминания. Обо всем. О, да. Она изменилась, стала старше, стройнее, пропутешествовала по миру много миль, чего никогда не делала со мной, но я вспомнил Джину.
Я вспомнил, что любил ее больше всех на свете, вспомнил нашу свадьбу и рождение нашего сына и вспомнил, что чувствовал, засыпая у нее под боком. Я вспомнил, как все хорошее превратилось в плохое и как мне было больно — больно так, что я на самом деле поверил, что уже никогда ничего не будет хорошо.
Что ж, теперь, когда я задумался об этом, она действительно показалась мне смутно знакомой.
Мы завидовали семьям, в которых развод не ассоциировался с разрывом.
Семьям, в которых продолжала жить любовь, несмотря ни на что. Семьям, в которых помнили каждый день рождения, не ошибаясь в датах. Семьям, которые не позволяли годам проноситься мимо, не тратили их впустую. Семьям, в которых родитель, живущий отдельно, вовремя появлялся по выходным, трезвый как стеклышко, олицетворяющий собой старую мудрую истину: «Ты развелся не с детьми».
Но многие поступают наоборот.
Поэтому мы — мой сын и я — с завистью смотрели на семьи, в которых если развод и случился, то был «правильным».
Нам казалось, что они похожи на семью в рекламе овсяных хлопьев — недостижимый идеал, которого нам никогда не видать, прекрасная мечта, за которой мы можем только подглядывать, прижавшись носами к оконному стеклу.
Примером семьи с «правильным» разводом для нас были Уолтоны. Или Джексоны. Маленькая разведенная семья в прериях[2]. Они были такими, какими хотелось быть нам самим и какими мы никогда не будем.
Семьи, в которых развод был «правильным», — мы с трудом могли смотреть на них. Потому что мы ничего не хотели больше, чем подобной жизни. Я и мой мальчик.
Мы никогда не просили о многом. Жить, как живут другие. Остаться людьми после развода. Немного любви, чтобы выжить после того, как любовь ушла.
2
Парафраз названия американского сериала «Маленький домик в прериях» (1974–1983).