— Да сбежала она от меня! Ты же знаешь свою сестру!
Розамунд Вонс, руководительница актёрской студии в Бангоре, свободная женщина лет сорока, у которой училась и жила эти полгода Джокаста, тоже была бледнее снега после произошедшего, но всё-таки приехала с девчушкой в усадьбу, проводила её в душ и проследила, чтобы та с собой ничего не сотворила, пока не подействуют препараты.
Сестра Джо сидела под струями воды часа полтора, а выйдя, сразу же вырубилась в кровати.
Проснувшись, Джокаста ещё не очень хорошо соображала, двигалась вяло, и только лишь смотрела на всех и всё вокруг своими и без того огромными глазищами, полными вопроса и мольбы. Пока с ней разговаривала и осматривала только доктор Батлон. Андрей попросил учесть все риски и не выписывать уколы — сестра их боялась с детства, и после такой дефлорации могла повести себя непредсказуемо.
Однако время тикало, и как только доктор отбыла назад в Огасту, оставив после себя предположение, что произошел только разрыв девственной плевы без семяизвержения (или же насильник использовал презерватив), список препаратов и рекомендаций знакомых психологов, он тут же попробовал узнать у Джокасты хоть что-нибудь. Но та не произносила даже слово «нет», а только мотала головой как немая.
И тут ему помог Дэни. Он приехал этим же вечером.
При упоминании о нём, сестра Джо — хвала Всевышнему! — заговорила вслух, закричала и замахала руками, что никогда не захочет его видеть, а если захочет, то не сможет, и пусть он убирается к черту — ей не нужна его жалость.
Но тоже не на того напала.
— Жалость? — стоя в коридоре, услышал её крики Дэни и тут же вошел к ней в спальню. Чего ему стоило не споткнуться словами, увидев избитое личико девчушки, знает только он. — Балерина, а ты меня ни с кем не путаешь? — парнишка зло прищурился. — Это, между прочим, мой блять отец вывалялся под всем заборами… — он задохнулся. — А мать болеет, и мне надо работать… с тринадцати. И ты тут свистишь о жалости? А та, которая… одна такая… — он сжал кулаки и зашевелил пальцами, как бы растирая в пыль своё волнение, — и лучше… всех, позволяет какому-то уебону пересрать себе жизнь. — От такого признания он сам застыл. Пелена спала, и Дэни продолжил уже более спокойно. — Короче, приехал прихватить тебя полетать с ребятами на практике, но если тебе не до нас… или ты ссы… боишься, — он неспешным шагом направился к кровати, на которой лежала Джокаста, и Андрей даже напрягся. Но парень только лишь и взял одну из подушек. — Буду здесь до утра, — прижал он её к груди. — И вообще, балерина, не зли меня. — И в обнимку с подушкой быстро вышел из комнаты.
Не сказав больше ни слова и даже ни на кого не взглянув, Дэни спустился в холл, где кинул свой «трофей» прямо на белый ковёр, улёгся на живот поудобней и затих.
Она спустилась к нему через пару часов.
Андрей сидел в кабинете с распахнутыми дверьми и не стал останавливать сестру, а только лишь застыл в приватном коридоре, когда услышал где-то посреди холла её первую фразу:
— Я актриса.
Дексен выглянул из своего укрытия — Дэни поднялся и, усевшись по-турецки, прихлопнул ладонью по ковру рядом с собой.
— Садись, балерина.
После того как Джокаста уселась, её брат вернулся за свой письменный стол.
— Я не боюсь! — через несколько минут услышал он окрик сестры и после этого смех мальчугана.
— Чем докажешь? Ты же про перегрузки не слышала!
— Слышала!
Андрей немного расслабился и даже погрузился в дела, но тут его отвлёк странный нарастающий звук. Это были рыдания. Затарахтев креслом, он подорвался как ошалевший и вылетел из кабинета на балкон к перилам.
На ковре всё так же сидел Дэни, а у него на груди рыдала Джокаста, обнявши парня руками за шею. Он что-то тихо шептал ей и гладил по спине и волосам, а увидев Дексена, еле заметно, отрицательно мотнул головой.
Именно после его ухода сестра Джо заговорила.
Когда уже закончился спектакль, все засуетились и принялись таскать со сцены декорации, стулья и бутафорские арки с цветами, а она сбежала на улицу покурить.
Рассказав такое, девчушка возмущенно зыркнула на брата.
— Я сама призналась!
Он только обреченно вздохнул и закатил глаза.
Когда она возвращалась, её молниеносно затащили в подсобку, где сложен старый спортивный инвентарь, который не пригодился младшим группам — канаты там всякие, тяжелый баскетбольные мячи, муляжи кеглей, старые маты. Она ничего не поняла — ей в темноте натянули её же футболку на голову, но кляп не вставили. Она кричала, и её били за это.