Томас Фридман писал: «Опасным Бегина делали его фантазии о власти в сочетании с представлением о самом себе как о жертве. Бегин всегда напоминал мне Бернарда Геца, белого жителя Манхэттена, открывшего стрельбу по четырем черным парням, которые, как он решил, собирались ограбить его в нью-йоркском метро. Бегин и был таким Бернардом Гецем, имеющем в своем распоряжении F-15 (американский тактический истребитель)»[649]. Фридман был не в состоянии понять, что в случае с Бегином речь не идет о «фантазиях». Бегин не был фантазером. Зачем евреям фантазировать, будто у них нет силы, когда в действительности она у них есть? Зачем им представлять себе, будто они не станут в очередной раз жертвами, когда другие со всей очевидностью планируют их уничтожение? Чем было уничтожение иракского ядерного реактора «Осирак», когда президент Ирака Саддам Хусейн открыто заявил, что собирается стереть Израиль с лица земли, — свидетельством наличия у Бегина «фантазий» или символом силы?
Главное в наследии Бегина — то, что он не сидел сложа руки и его нельзя было принудить к молчанию. Он говорил, что надеется остаться в памяти народа как человек, предотвративший гражданскую войну; однако не менее важно и то, что его жизнь служит нам напоминанием об обязательствах, которые евреи имеют друг перед другом, и об их ответственности за обеспечение собственной безопасности.
К счастью, о Бегине говорили не только Эйнштейн, Арендт и Фридман — существуют также другие мнения, в том числе и высказанные еще при его жизни. Абба Ѓилель Силвер, сионистский лидер США и реформистский раввин, сказал: «Эцель войдет в историю как фактор, без которого Государство Израиль не могло бы возникнуть»[650].
Силвер был прав. Еврейское государство не завоевало свой суверенитет ни по воле случая, ни путем переговоров. Оно было создано благодаря решительности, силе воли, смелости и пролитой крови. Оно возникло не только усилиями Бен-Гуриона и тех, кого он пригласил в тот памятный тель-авивский полдень на церемонию провозглашения независимости Израиля, но и усилиями — перефразируя слова Моисея — «тех, кто здесь стоит сегодня, и тех, кого нет здесь сегодня»[651] (Дварим, 29:14).
Несмотря на враждебные отношения, которые разделяли этих людей на протяжении практически всей их политической жизни, и Бен-Гурион, и Бегин были необходимыми элементами, создавшими еврейское государство. Ни без того, ни без другого Израиль не смог бы существовать.
Жизнь Менахема Бегина — это история возможностей, излагаемая с использованием союзов «не только… но и», а не «или… или». Рожденный в канун войны, он никогда не оставлял мечту о мире. Вынужденный скрываться после восстания, в свои лучшие часы он был на людях, выступая перед собранием восхищенных единомышленников. Вдохновляемый и поддерживаемый гражданами, сплоченными его авторитетом, последнее десятилетие своей жизни он провел вне их общества, как бы прячась от них. Преследуемый британскими властями как «Террорист № 1», он был удостоен Нобелевской премии мира. Он заключил мир с Египтом, но уничтожил иракский реактор и вошел в Ливан. Способный на высочайший эмоциональный подъем, он вместе с тем нередко пребывал в подавленном состоянии. Стремясь силой изгнать англичан из Палестины, он при этом был в числе основных поборников законности в еврейском государстве. Будучи страстно и безраздельно преданным интересам еврейского народа, он предоставил убежище вьетнамским беженцам и активно выступал за отмену военного положения на территориях с арабским населением. Избежав гражданской войны из-за «Альталены», он едва не привел к ней в ходе дебатов относительно немецких репараций и еще раз поставил страну на грань войны, распорядившись эвакуировать Ямит. Не будучи особенно педантичным в соблюдении предписаний иудаизма, он вместе с тем любил и почитал еврейские традиции. Министр Дан Меридор отметил в этой связи: «Он говорил как еврей»[652]. Помимо всего прочего, Бегин учил евреев, что любовь к еврейской традиции ни в коей мере не является привилегией исключительно тех, кто строго соблюдает предписания иудаизма, и потому различие между религиозным и светским населением Израиля может быть сведено к минимуму — благодаря усилиям людей, знающих и любящих еврейские священные тексты и обычаи.
650
Begin,