Для Бегина уничтожение Бреста стало символом того, с какой легкостью враги еврейского народа в состоянии уничтожить все, что создавалось веками, и это еще раз подтверждало: евреям необходимо обрести возможность самим защищать себя. Однако ни сам Бегин, ни Ализа не стали свидетелями этих разрушений. Они успели на один из последних поездов, отходивших из Варшавы в Румынию, где, как они надеялись, им удастся сесть на корабль, отплывающий в Палестину.
3
В этом году мы — рабы
Даже если иду долиной тьмы — не устрашусь зла, ибо Ты со мной; посох Твой и опора Твоя — они успокоят меня.
Одна из тайн жизни Бегина связана с его решением покинуть Польшу, при том, что такой возможности были лишены его родители и брат, и сестра-двойняшка Ализы, а также порядка 90 тысяч членов польского Бейтара, находившихся под его руководством[67]. Это решение стало кошмаром всей его жизни, тем более страшным, что большинство членов семьи Ализы и его собственной семьи погибли от рук нацистов.
Сама по себе поездка также была полна опасностей. Поезд, которым ехали Менахем и Ализа, неоднократно попадал под бомбежку, и несколько десятков пассажиров погибло[68]. Вначале они направлялись в Ковель, однако тяжелые дорожные условия и астма Ализы вынудили их остановиться во Львове, где они получили румынские визы. Затем они направились на север, в Вильнюс, который, будучи под контролем Советского Союза, тем не менее все еще оставался свободным городом; их сопровождал товарищ по Бейтару Натан Фридман-Елин. Там Бегин получил письмо от руководителя палестинского Бейтара-Эцеля, который обвинял Бегина в том, что тот оставил членов своей организации. «Когда корабль тонет, — говорилось в письме, — то капитан покидает его последним, а не первым!» Бегин, уязвленный этим замечанием, немедленно решил изменить свои планы и попытался убедить своих товарищей (правда, неизвестно, насколько горячо это прозвучало), что им всем следует вернуться в Польшу. С ним не согласились[69], однако боль упреков осталась надолго, наложив, на протяжении многих десятилетий, безусловный отпечаток на его деятельность.
Свободный город Вильнюс вряд ли был таким уж свободным для евреев. Советские власти постоянно следили за евреями, арестовывая их безо всяких оснований. Многие из арестованных бесследно исчезали. Было понятно, что спокойствие и тишина — это лишь иллюзия; Менахем и Ализа ускользнули от нацистов, однако город, где они теперь жили, таил не меньшие опасности. Они нашли себе маленький дом, который делили с несколькими друзьями и семейными парами. Бегин продолжал руководить деятельностью Бейтара из своего укрытия, устраивал общежития для перемещенных лиц, выпускал газету, выступал с политическими лекциями и продолжал выплачивать жалованье из фондов Эцеля. В июле 1940 года он организовал демонстрацию в честь 80-летия со дня рождения Теодора Герцля; он также устраивал получение выездных виз для своих соратников-бейтарцев, заявляя на этот раз, что сам он не собирается уезжать, пока здесь еще остаются члены его группы[70].
Тем временем Жаботинский в США занимался сбором денег на сионистские проекты и прилагал все возможные усилия для спасения гибнущего европейского еврейства; его здоровье было подорвано напряженным трудом. Третьего августа 1940 года он отправился с регулярным визитом в лагерь Бейтара, находившийся в городе Хантер (штат Нью-Йорк). Жаботинский давно уже чувствовал себя плохо, но заставил своего врача держать в тайне информацию о своем самочувствии (хотя тот и диагностировал стенокардию). Приехав в лагерь, Жаботинский с трудом выстоял церемонию прохождения почетного караула и тут же отправился в отведенную ему комнату. Пока ждали врача, Жаботинский с помощью друга стал раздеваться, повторяя раз за разом: «Я так устал, я так устал»[71]. Это были его последние слова.
Сообщение о смерти Жаботинского глубоко потрясло Бегина. Позднее он писал: «Я почувствовал, что вестник надежды ушел и никогда не вернется, а с ним ушла и надежда, которая, быть может, тоже не вернется никогда»[72]. В 1904 году отец Менахема, Зеев-Дов организовал тайную церемонию поминовения Теодора Герцля; точно так же Менахем провел тайную церемонию в память человека, который был для него вторым отцом и наставником со школьных лет и под влиянием которого он сформировался[73].
67
Emanuel Melzer, «Betar», trans. David Fachler. In: