Между тем Бегин ощущал, что его положение становится все более опасным. Организованная им демонстрация в годовщину рождения Герцля прошла открыто, но церемония памяти Жаботинского проходила в тайне. Власти Вильнюса практиковали специфическую процедуру ареста: человек получал «повестку» явиться в полицию; по прибытии туда ничего не подозревающий человек немедленно отправлялся в тюрьму, и зачастую о нем больше никто ничего не слышал. Бегин знал, что такое приглашение придет рано или поздно, а полученную наконец бумагу он просто проигнорировал. Агенты НКВД несколько недель выслеживали Бегина возле его дома, пока наконец их терпение не лопнуло, и в конце сентября 1940 года он был арестован за антисоветскую и антикоммунистическую пропаганду — так определялась его деятельность в Бейтаре.
Когда агенты вошли в дом, Менахем с Ализой предложили им выпить чаю. Бегин попросил разрешения почистить обувь и велел Ализе передать его другу Исраэлю Шайбу, что признает свое поражение в неоконченной шахматной партии. Он также взял с собой несколько книг[74].
В наши дни можно и упустить из виду, что, несмотря на свое непринужденное поведение во время ареста, Бегин прекрасно понимал: люди, которых арестовывает НКВД, в большинстве своем домой не возвращаются. Он начал отбывать свое заключение в Лукишкской тюрьме, где принужден был просидеть 60 часов на стуле, задвинутом в угол, с коленями, неудобно прижатыми к стене. Сон был редким благом; не раз он вспоминал в тюрьме фразу из Талмуда: человек, не смыкающий глаз в течение трех дней, обречен на смерть[75]. Его глубокое знание еврейских текстов неизменно позволяло ему с отстранением относиться к своим страданиям. Когда заключенным дали грязные плевательницы в качестве посуды, Бегин вспоминал фразу из книги Коѓелет (3:19): «Ибо участь сынов человеческих и участь скотины — одна и та же участь»[76].
Однако тюрьма, при всех ее физических и духовных страданиях, стала также и местом интеллектуальной закалки в ходе казавшихся бесконечными разговоров. Бегин говорил со следователями, охранниками, переводчиками, сокамерниками. И основной темой всех этих разговоров был сионизм. Едва ли не половина книги Бегина «В белые ночи», написанной в 1951 году и посвященной этому времени, — это рассказы о «разговорах» с советскими следователями (точнее их было бы назвать «допросами»), в ходе которых Бегин страстно и решительно отрицал их утверждения, будто сионизм является антикоммунистической деятельностью. Он не соглашался и отказаться от своей принадлежности к сионизму, защищая еврейское национальное самоопределение, дело, которому он посвятил свою жизнь. «В эти бесконечные ночные часы допросов я вел дебаты относительно самых различных сторон и аспектов русской революции, о Великобритании и сионизме, о Герцле и Жаботинском, о встречах Вейцмана с Муссолини», — вспоминал он впоследствии[77]. «Порой допросы были более похожи на свободную дискуссию».
Хотя Бегин и осознавал, что ему может грозить пожизненное заключение, на допросах он вел себя бесстрашно. Как-то он даже попросил следователя внести изменение в протокол допроса: вычеркнуть слово «признался», заменив его словом «признал». То есть после четырех месяцев допросов он отнюдь не признался (а это означало бы признание вины), а скорее признал, что возглавлял деятельность Бейтара, но при этом настаивал, что в деятельности Бейтара не было абсолютно ничего преступного либо антисоветского.
После ареста и начала допросов Бегин попросил предоставить ему переводчика. Это оказался начитанный, образованный еврей, обладающий хорошими знаниями о Теодоре Герцле и сионизме, который не уклонялся от споров с Бегином. Когда переводчик сказал ему, что «сионизм — это всего лишь большая фальшивка» и что его основоположники вовсе не собирались создавать еврейское государство, Бегин был потрясен. Он просто не мог представить себе, чтобы еврей не был сионистом, и как это возможно — сомневаться в искренности сионистов и в их стремлении создать еврейское государство[78]. Переводчик, следователь и Бегин вели трехсторонние дебаты, в ходе которых Бегин защищал сионизм, а два офицера осуждали его[79]. Бегин не отступился от своих позиций.
74
По словам Бегина, он взял с собой Библию и биографию Дизраэли; по сведениям, полученным из архивов, этими книгами были — биография Дизраэли и немецко-английский словарь (Begin,