Другой еврейской военизированной структурой был Эцель, или Иргун, основанный в 1931 году бывшими членами Ѓаганы, которые вышли из этой организации, с неудовольствием осознав, что она становится частью сионистского Рабочего движения, возглавляемого Бен-Гурионом. При поощрении Жаботинского и под его неформальным руководством члены Ѓаганы, не разделявшие социалистической идеологии, откололись и сформировали свою организацию самообороны; в 1936 году Жаботинский официально возглавил эту организацию[104]. В структуру Эцеля входили также многие члены молодежного движения Бейтар в Палестине. Девизом Эцеля были слова Рак ках («Только так!»), а эмблемой — сжатый кулак, поднятый в знак вызова: только путем вооруженной борьбы евреи смогут завоевать свою независимость. Во время Арабского восстания 1936–1939 гг. резко увеличилось число нападений арабов на еврейские поселения, но Ѓагана не отказывалась от своей политики сдержанности, и тогда члены Эцеля решили, что настало время для ответного удара; при этом они по большей части придерживались призыва Жаботинского избегать нанесения ущерба гражданскому населению.
Бегин добрался до Палестины с армией Андерса, известной также как «Польская армия на Востоке», однако сам Бегин все еще не был свободен. Он взял на себя обязательство, когда вступил в эту армию, и не хотел из нее дезертировать. «Бегство из любой армии — это все равно дезертирство, — решительно сказал он, — а человек, покинувший ряды армии, сражающейся с Гитлером, ни при каких обстоятельствах не сможет стать во главе национальной военной структуры»[105]. Таким образом, Бегин почти два года пробыл в Палестине, находясь в составе армии Андерса, но при этом налаживая отношения с Эцелем и подразделениями Бейтара.
Члены Эцеля и Бейтара регулярно обращались к Бегину за советами. Было ясно, что советская система заключения не смогла уничтожить его харизму, и люди по-прежнему тянулись к нему; это был все тот же Менахем Бегин, который с такой быстротой поднялся по иерархической лестнице польского Бейтара. Надо сказать, что всего через четыре месяца после его прибытия в Палестину разведывательная служба Ѓаганы сочла Бегина достаточно серьезной фигурой для того, чтобы начать за ним слежку и открыть на него секретное досье — возможно, потому, что он был ревизионистом и убежденным последователем Жаботинского[106].
По мере того как Бегин быстрыми темпами приобретал известность в Палестине, на повестку дня снова встали те же проблемы, которые в свое время привели его к расхождениям с Жаботинским. Сотрудничать с британскими властями или противостоять им — этот вопрос по-прежнему оставался принципиально важным для всего населения ишува. В 1936 году, главным образом под воздействием Арабского восстания, угрожавшего нарушить даже то подобие закона и порядка, что существовало в период Британского мандата в Палестине, Великобритания учредила Королевскую комиссию по делам Палестины (более известную как Комиссия Пиля), для того, чтобы рассмотреть возможности прекращения конфликта и причины трений между евреями и арабами. В 1937 году был опубликован отчет Комиссии Пиля, в котором рекомендовалось разделить подмандатную Палестину на еврейское и арабское государства. В основном, территория была разделена по национальному признаку; районы с преимущественно арабским населением — отнесены к арабскому государству, тогда как территории, где концентрированно проживали евреи — отнесены к еврейскому государству.
Опубликованная двадцатью годами ранее, в 1917 году, Декларация Бальфура гласила, что «Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа». Рекомендация Комиссии Пиля, равно как и ряд других официальных документов, выпущенных в это же время и определяющих позицию Великобритании, стали официальным подтверждением этой позиции британских властей. Однако чтобы умиротворить арабское население, Комиссия Пиля рекомендовала также ограничить еврейскую иммиграцию в Палестину до 12 тыс. человек в год на протяжении ближайших пяти лет — и это в то время, когда все более очевидной становилась опасность, нависшая над евреями Европы, и необходимость иметь место, где они могли бы спастись[107]. Более того, ограничение еврейской иммиграции не могло не сказаться отрицательно на создании подлинно жизнеспособного еврейского государства.
105
Shlomo Nakdimon, «Menachem Begin — Essrim v-Echad Chodashim shel Hamtana So’eret»,
107
«Report of the Palestine Royal Commission»,