И в словах, и в тоне записки чувствуется усталость, чувствуется, что действительно смерть близка Дмитрию Ивановичу. Но такие минуты уныния редки. Несмотря на старость Дмитрий Иванович продолжал работать.
Заинтересовавшись всероссийской переписью 1897 г., результаты которой появились в 1905 г., Дмитрий Иванович предпринял труд «К познанию России». Здесь он поставил себе целью определение центра России в соответствия с расселением народов в с его приростом. «К познанию России», «Дополнение к познанию России» и «Проект училища наставников» — последние работы Дмитрия Ивановича. «Проект» этот не случайная его работа, не раз Дмитрий Иванович высказывался по вопросам народного образования в России; в «Заветных мыслях» он много и подробно говорит об этом, еще раз пересматривая взгляды, высказанные им раньше по вопросу о гимназиях. В «Проекте», который является повторением последней главы «Заветных мыслей», он предлагает «училище наставников» по типу Педагогического института, в котором когда-то учился сам. Время стерло в памяти Дмитрия Ивановича его дурные стороны, и учебное заведение такого типа — разумеется без сыска, но закрытого характера — кажется ему наилучшим для подготовки профессоров.
В 1906 г. Дмитрий Иванович два раза ездил за границу лечиться. На обратном пути заехал в Италию. Дмитрий Иванович ехал в Неаполь дорогой, которой ехали пятьдесят лет назад два молодых студента из Гейдельберга попутешествовать во время каникул, поглядеть чужую страну, попить итальянского вина, переночевать на постоялом дворе и вернуться обратно к книгам и ретортам лаборатории. Теперь одного из них, А. П. Бородина, уже давно не было в живых, другой, совсем старик, ехал «Napoli videre dopo morire», «взглянуть на Неаполь — и умереть».[25]
Чувствуя, что это «умереть» подходит все ближе и ближе, Дмитрии Иванович, вернувшись в Петербург, взялся за автобиографические записки. Последние слова таковы:
«Стал приводить книги и бумаги в порядок — это очень меня занимает, — перед смертью хотя чувствую себя бодро… Осенью кончил химию, начал 4-е изд. «К познанию России» и поехал в Канн, потому что очень от инфлуэнцы ослаб. Денежные дела привел в порядок, как к смерти».
О том, какое впечатление производил Дмитрий Иванович в это последнее перед смертью время, рассказывает Н. Морозов:
«Несмотря на его преклонный возраст, он мне показался при первой встрече, 20 декабря 1906 г., сохранившим еще некоторую долю своей прежней работоспособности. Но внимание и память уже сильно ослабели у него и он это, по-видимому, сам хорошо чувствовал, хотя и не хотел сознаться. По временам он забывал в разговоре имея какого-либо известного ученого и когда я напоминал ему, он всякий раз притворно сердито взглядывал на меня и говорил: «Разве я сам не знаю?», — но в глубине души он все-таки, кажется, остался довольным моими невольными напоминаниями, облегчавшими ему речь. Такое впечатление я вынес из того, что при уходе он подарил мне последнее издание своих «Основ химии» и еще три другие из своих книг последнего времени.
Мы с ним говорили, главным образом, о дальнейшей обработке его периодической системы. Я ему доказывал, как и вам здесь, что она представляет собою только частный случай среди многих периодических систем, наблюдаемых в природе, и особенно напоминает систему углеводных радикалов наших земных организмов. Он мне ответил на это, что анализ не есть доказательство, хотя и соглашался, что многие сходства между его системой и представленными ему мною на чертежах системами углеводов поразительны. Заметив, что, стоя на этой точке зрения, мы с ним долго не придем к соглашению, я перешел на другую и старался убедить его общепризнанным теперь фактом выделения радием особой эманации, превращающейся постепенно в гелий. Но к величайшему своему удивлению я увидел, что Менделеев совершенно отвергал даже самый факт такой эманации, говоря, что по всей вероятности это простая ошибка наблюдателей вследствие малого количества исследуемого ими вещества.
«Скажите, пожалуйста, много ли солей радия на всем земном шаре? — воскликнул он с большой горячностью. — Несколько грамм! И на таких-то шатких основаниях хотят разрушить все наши обычные представления о природе вещества!»
Но третье мое доказательство — с точки зрения эволюции небесных светил — показалось ему убедительным более других. Он был всегда сторонником теории Лапласа о происхождении небесных светил из туманных скоплений, но ему, по-видимому, еще не приходило в голову сделать обобщающие выводы из спектроскопических наблюдений над ними и происшедшими из них светилами. Некоторое время он оставался в недоумении, но потом резко воскликнул: «Ну, тут вы меня застали врасплох! Я не принадлежу к тем людям, у которых на все готовые ответы. Вот придете потом, когда вернетесь из деревни, и тогда мы еще поговорим об этом…»
Д. И. Менделеев и художник А. И. Куинджи за шахматами. В глубине — А. И. Менделеева.
Но когда я вернулся из деревни после рождественских каникул и собрался 20 января этого года отнести к нему только что вышедшую мою книгу «Периодические системы строения вещества» в ответ на полученные перед этим от него в подарок книги, я прочел в газетах известие об его смерти…»
За несколько дней до 20 января, до дня, когда печальное известие о смерти Менделеева разнеслось по всему миру, — 11 января 1907 г. Дмитрий Иванович принимал в Палате Философова — первого министра только-что возникшего министерства торговли, — и, провожая его, в передней простудился.