А еще я вспомнил длинноволосого узкоглазого хитреца, с которым ехал в электричке вчера утром. Знал бы я, где его отыскать, пришел бы к нему с бутылкой пива, нарочно купил бы самого дорогого. Ведь если б не он, я не встретил бы Аню, а потом и Присциллу. Спасибо тебе, незнакомец, за эту сумасшедшую ночь! Как раз то, о чем я так долго мечтал!
Я пошвырялся в коробке с документами, где среди прочего валялись остатки моей последней зарплаты, выгреб наличность. Оделся. Крикнул: «Папаня, я ушел!»
Сбежал вниз по лестнице.
Я снова шел в старый ДК «Звезда».
5 [первичный период развития болезни]
Я брел, стараясь держаться неосвещенной стороны улицы. Я не боюсь темноты – напротив, свет меня пугает, и дневной, и электрический. Нет ничего более безопасного, чем кромешная тьма. Она защищает черной броней. Если некоему злоумышленнику захочется меня отметелить или обобрать, он сотворит это и при дневном свете. А в темноте не видно лиц, узнать трудно. Мало ли кто я такой, может, у меня в каждом кармане по «стволу»? Как выхвачу да как засажу с обеих рук! И скрыться легче в темноте, я-то знаю. От кого только мне не приходилось бегать за мою недолгую жизнь.
Белых Ангелов в ДК уже не было – они арендовали главный зал для своих месс только по воскресеньям, и то на два-три часа. В вечернее время в здание пропускали только сотрудников ДК, но вахтерша узнала меня и отперла дверь.
Я искал свою хорошую знакомую по имени Наташа. В ДК она бывала только после семи вечера, потому что днем в две смены работала учительницей. Постучал в дверь кабинета, где шло собрание вожатых, и вызвал ее в коридор.
Мельком я успел разглядеть присутствовавших: смешной дед, похожий на престарелого панка, две пожеванных временем женщины, три женщины помоложе – одна из них Наташа – и юноша с добродушной улыбкой на лице. Впрочем, улыбались они все. Когда вместе собирается столько вожатых, им всегда весело, даже если они обсуждают что-то серьезное. У них всегда найдется время посмеяться над глупенькими детскими играми своего же сочинения или над веселыми стишками про то, как «шел по крыше воробей».
Я вспомнил песенку из мультика: «Хорошо, что есть на свете простодушные, как дети, удивительные люди чудаки». Смотря для кого хорошо. Мне, скажем, приятно зайти и посидеть с ними немного. А хорошо ли им, этим искренним и добродушным людям, которые совершенно не понимают, что горячо любимые ими дети – в большинстве своем грубые болваны и срать они хотели на своих воспитателей?
Наташа – полненькая приземистая дамочка с лицом, похожим на розовое яблоко, – вышла из кабинета:
– Ты смотри, кто к нам пожаловал!
Давненько я не слышал ее приятный хрипловатый голос! Наташа крепко обняла меня по вожатской привычке. Признаюсь, что Наташа, когда я обитал в пришкольном лагере и именно в ее отряде, была моей несчастной любовью, поэтому обнимал я ее не как друг, не с чистыми помыслами. Кстати, она до сих пор не замужем…
– Давай присядем! – Я плюхнулся на подоконник. – Разговор есть.
– Только, Ромочка, недолго, а то меня люди ждут!
– Хорошо, тогда суть моего вопроса: в дэка не намечается какого мероприятия?
– Какого рода?
– Концерта, ну, не знаю, праздника какого?
– Ближайший будет на этой неделе, в пятницу.
– В честь чего?
– В честь Пятницы, Тринадцатого. Будет «Шоу ведьм», танцевальный кружок «Гармония», хор школы № 3…
– Все понял. – Мне было глубоко плевать на все эти хоры и танцевальные кружки. – Можешь вписать в программу «Аденому»?
– «Аденому»? А я думала, вы больше не выступаете!
– Выступаем, как видишь. Нуте-с?
– Даже не знаю, – замялась Наташа.
– Пожалуйста, Наташенька, это важно! – Как бы невзначай я положил ладонь на полное Наташино бедро и стал осторожно его поглаживать. – Неужели времени не найдется?
– Да программа уже расписана по минутам, чудак ты человек! – Наташа стряхнула мою руку. – А после концерта сразу же дискотека! Неужели ты пораньше не мог сообщить, хотя бы недельки за две?
– Хватит хитрить, Наташуля. Я же знаю, что вы всегда оставляете минут пятнадцать на всякий пожарный!
Я придвинулся к Наташе как можно ближе и обнял за талию. Наташа мягко оторвала мою руку и отъехала от меня на пару сантиметров, нарочито обиженно протянув:
– Ну перестань ко мне пристава-а-ать! – От ее шеи пахло «Детским» кремом.
– А впишешь «Аденому»? Если впишешь – перестану.
– Знаешь, Рома, минут пять в принципе мы могли бы выделить, если вам этого хватит. В самом конце…
Наверное, она сказала это в надежде, что я пойму тяжесть ситуации и отстану, но я просто взорвался от счастья:
– То, что нужно! Мы даже целых две песни успеем отыграть.
Конечно, если бы не Присцилла, нужен был бы мне этот идиотский школьный праздник! Но все не так уж плохо. Выступать нам с «Аденомой» когда-то приходилось и в худших местах: например, на ночной дискотеке, где лажали и фонили все инструменты и подгулявшая шпана закидала нас бутылками (к счастью, пластиковыми) и жеваными жвачками, – чудо, что живыми оттуда ушли!
– Ладно… – задумчиво согласилась Наташа. – Только вам ударную установку придется свести к минимуму, чтобы ее можно было очень быстро вынести на сцену и так же быстро убрать…
– Считай, что уже. Спасибо тебе большое! – Неожиданно для Наташи я чмокнул ее в губы.
– Ну-ну, совсем обнаглел! – Наташа нахмурилась и сделала вид, что рассердилась, хотя сквозь сердитую гримаску проступала улыбка до ушей.
– Ладно, я побежал.
– Счастливо, Рома!
Я запрыгал вниз по ступеням.
– Присцилла, Присцилла… – бормотал я. – Все будет в лучшем виде.
А ведь я не знал о ней ничего – ни настоящего имени, ни фамилии, ни места ее учебы или работы. Даже не знал наверняка, увидимся ли мы с ней еще. Девочка-тень. Тень чего-то давно забытого.
…В английском языке есть чудное словечко oblivion – пренебрежение, невнимание. Если приложить его к отечественным реалиям, оно как нельзя лучше характеризует наш город – «oblivion town», «город забвения». Не верите – попробуйте погулять по Нефтехимику в любое время суток. Можно пройтись по проспекту Мира – главной улице, пересекающей весь город, но я советую свернуть в сторону и шагать напрямик. Вы будете, как я сейчас, огибать горы щебенки, огромные деревянные катушки из-под кабеля, гаражи, здания без дверей и окон, здоровенные лужи. Будете шагать вдоль бесконечных проволочных и кирпичных заборов, пробираться узенькими проулками, прыгать через траншеи, упираться в тупики.
Минут через двадцать вас начнет мучить вопрос: такой огромный город, но отчего же он пуст? Где люди? Где люди?! Вокруг ревут экскаваторы, ворочают шеями башенные краны, крутятся бетономешалки, копры задалбывают сваи в землю. Если приглядеться – людей в них нет. Люди этим агрегатам ни к чему – они отлично знают свою работу. Вечером они останавливаются, и город-лабиринт вымирает напрочь. Даже ватаги лихих ребят не страшны, если знать места, где они обычно тусуются, и обходить их стороной.
Открою секрет: сам по себе Нефтехимик не такой уж и большой. Он захапал немалую территорию, но большая часть этой территории – не жилые кварталы, а разные предприятия, заводы, комбинаты, свалки, автокладбища, пустыри, а главное – стройки. Последние занимают не меньше половины всего города. Сколько я здесь обитаю, столько продолжаются рев, грохот и долба. Что строят, кто мне объяснит? За пятнадцать лет на месте котлованов, которыми так перерыли весь этот город, что он стал похож на полигон для испытания чудовищных авиабомб, выросло что-то непонятное. То ли жилые дома оригинальной модификации, то ли новые фабрики и комбинаты… но их строительство до сих пор не завершено, и когда завершится – никому не известно.