– Поэпатажничать напоследок, что ли, – задумчиво оглядел рукопись Леонид, потом посмотрел на надолго застывшее стадо серых «джипов», «мерседесов» и «жигулей» и, с риском для жизни и особенно бумажника развернул «ауди» в сторону издательства под символичным названием «Абжурд» – абсурд через «ж».
Пройдя мимо двух гогочущих тинэйджеров, изображавших охранников, Леонид пошел уже проторенною тропой в кабинет главного редактора. Он уже разговаривал с ним по поводу «Тигрицы» и о редакторе мог сказать строками Пушкина «Златая цепь на дубе том, и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом».
Из кабинета редактора доносились крики. Подболотов с интересом прислушивался.
– Почему? – возмущенно-надрывно спросил мужской голос, по тембру и повышенной эмоциональности принадлежавший, видимо, молодому автору.
– Нерентабельно, – сухо ответил голос главреда Эдуарда Эрастовича Дубовика.
– Плохо? Бесталанно?
– Нет плохих и хороших авторов, молодой человек. Есть авторы востребованные, а есть невостребованные. Вашу философию и лирику читать не будут.
– Шекспир, по-вашему, невостребованный автор?
– Шекспир очень хорошо раскручен. Вот мы на обложке «Киллера – любовника депутата» поместили томик Шекспира в луже крови – рейтинг продаж вырос на двадцать процентов! А ваш томик, господин Цветаев, в лужу крови положу – кто купит? Вот вы раскрутитесь, создайте имя – тогда посмотрим!
– Я вам уже написал детектив, вы сказали – плохо, пишите талантливее. Где логика?
– Логики нет, есть рыночная экономика.
– Мой детектив хуже, чем бредятина, которую покупают горами?
– Когда вас будут покупать горами, я вас издам.
– Абсурд!
– Наше издательство называется «Абжурд». Я вас не задерживаю, господин Цветаев.
Из кабинета вышел молодой человек в очках, скрежетавший зубами от невыносимого презрения к этому миру.
– Ищи спонсора, а лучше спонсоршу, – дружески подмигнул Леонид.
– Иначе нельзя? – умоляюще спросил молодой человек.
– Сделай солидную карьеру, раскрути себя сам. Только к тому времени, когда ты сделаешь карьеру, писать тебе расхочется...
– А без раскрутки? – наивно спросил молодой автор.
– Раскрутят – полетишь в космос. Толкнут – полетишь в грязь.
Молодой человек резко повернулся и пошел к выходу.
– Как все нервны, как все нервны... О, колдовское болото! – Леонид распахнул дверь кабинета.
– Леонид Альбертович! – заулыбался редактор. – Как же, как же, Израиль Степанович уже звонил...
– А где вышибалы? – удивился Леонид.
– В смысле?
– Да так...Когда Изенька звонил?
– Утром, – растерянно сказал редактор.
– Тогда все чудесно. Взгляните на очередной шедевр!
– Уровень написания просто с каждой рукописью повышается!
– Да. Раньше было по пять перестрелок на одну постельную сцену, теперь – на одну постельную сцену всего по две сцены мордобоя! Авторша явно растет!
– Да, да... Давайте, обсудим финансовые детали.
– Давайте, – с легкостью согласился Леонид. – Но у меня к вам один вопрос.
– Внимательно слушаю.
– У меня есть семнадцатилетний сын, первый курс МГУ. Оболтус, наглец и дегенерат, типичный герой нашего времени. Вопрос – откуда при эрудированном интеллектуале-папе, красавице и умнице маме у нас в квартире живет этот, слава богу, еще маленький паршивец?
– А я, простите, откуда...
– Не прощу! – театрально взревел Леонид. – Ваша куча макулатуры и голубой экранчик, эту кучу показывающий, озвучивающий и одобряющий – вот кто его воспитал! Причем я это все вычистил из своей квартиры и из своей жизни – так это ему привило, насильно вкололо стадо друзей, наше милое общество! Конечно, надо выполнить негласное указание сверху, – вконец распоясавшийся Леонид щелкнул по вездесущему портрету демократа-кэгебешника – государству необходимо поколение, не умеющее думать самостоятельно! Но тебе, мини-Горький двадцать первого века, – он приблизил к себе лицо редактора с помощью галстука господина Дубовика – по ночам кошмары не снятся?
– Я сам кому хотите приснюсь! – вырвал галстук редактор. – Издавал бы талантливых – их бы не купили!
– А ты думаешь, почему? – неожиданно успокоился Леонид. – Кто это все создал – Шекспира в луже крови, это чудесное поколение? Кто виноват, Эдик, младший помощник старшего заместителя Франкенштейна?
– Вы по вопросу издания нового детектива Дурниловой, или я охрану зову? – пропищал редактор. Внезапно раздался телефонный звонок, и редактор снял трубку.
– Да, Израиль Степанович! Чтооо?? Да его сейчас вперед ногами вынесут! Рукопись? Шедевр! Еще не читал, но явный шедевр! Привет супруге, тестю особенно! А папа ваш у меня уже свои «Диссидентские рассказы» печатает, да... А Михаил Иванович тоже покрестился? Уже год как? Действительно, бога нет... Конечно, вы и ваш банк к Дурниловой отношения не имеют, все через «Бету», я вас вообще не знаю... И морду набить? Конечно! Безналом, как обычно. Всего наилучшего!
Официальное деловое лицо редактора, после разговора моментально трансформировавшееся в озверелую морду, не предвещало ничего хорошего.
– Вон отсюда! – проревел он. – И благодарите меня, что издательство на приличной охране экономит, а то сами бы вы отсюда не вышли!
– Конечно, «Скорую» вызывать, да ментозаврам приплачивать накладно, – согласился Леонид. – Но я сражался, как герой!
И Подболотов ретировался с поля битвы, уклонившись от пущенной в голову «Чепухи в решете».
– Подобные вещи никогда не найдут место в моей голове, – с гордостью сказал Леонид, заводя верную «ауди».
Наконец, приехав к очередному московскому архитектурному шедевру, созданному для людей с большими деньгами, огромными претензиями и необъятной душевной глухотой, взбунтовавшийся яппи-эксцентрик, оставив «ауди» в подземном гараже, взлетел в роскошном лифте на тринадцатый этаж.
Прямо на лестничной площадке его встретила типичная грустная картина – Максим Леонидович Подболотов, будущий экономист, будущая опора страны и несбывшаяся надежда армии, чуть ни не целиком засунув в рот бутылку пива, пытался содрать этикетку своим прыщавым носом. Увидев Леонида, любящий сын демонстративно разбил бутылку об мраморные ступеньки и уставился на папу злобным угрюмым взглядом, даже при взгляде на отца не потерявшим своей сальности.
– Ты че делаешь, динозавр ебанутый! – проорал сынуля карьериста. – Мне Серега Болотов с тусовкой уже пиздюлей навешали, а препод как бы вспомнил, что у меня, блин, реально два экзамена не сданы, за которые ты уже по типу проплатил! Я че, как бы это терпеть должен?
– Все русский язык изнасиловать пытаешься, сыночка, – Леонид ласково потрепал сына за ухом тяжелым от бутылки «Хеннеси» и множества деловых бумаг кожаным портфелем. – Так у тебя еще орган для этого не подрос, не то, что наши органы печати. А своей любимой тусовке, своим лучшим друзьям, особенно этому Серому существу ты сдачи не дал? А выучить семь страниц устаревшей бредятины и отбарабанить этой профессорской пьяни мы не можем, у нас такой плотный график! А папе все можно сказать, папа все проглотит, – вошел Леонид в раж, стоя над испуганно прикрывшим окровавленное ухо сыном. – Я тебя породил, я тебя и убью!
– Леня, извини, но я тоже принимала в его рождении некоторое участие, – на площадку вышла стройная, красивая шатенка, который даже злейший враг не смог бы дать ее тридцати восьми лет.
– Ладно, – милостиво сказал Леонид. – Тогда я его подержу, а ты принеси с кухни ножик. Второй раз, так и быть, дам тебе ударить...
– Леня, он в детстве был такой хороший, – капризно поджала губки супруга Леонида.
– В детстве все хорошие, а потом вырастает такая сволочь! – Леонид дернул сына за серьгу в ухе.
– Ладно уж, – вздохнула супруга. – Только я твой швейцарский принесу, я кухонными сейчас семгу разделываю.
– Шизанутые! – заорал Максим и сломя голову кинулся вниз по лестнице.
– Вино переходит в уксус, а Мюнхгаузен в Феофила, – Леонид задумчиво проводил взглядом улепетывающего представителя нового поколения.