Возможно, не столько от жажды, сколько от скуки, ярости и просто от распущенности они уже выбили втулки из нескольких бочонков с вином. Расположившись неправильным полукругом, пустили по косматым рукам деревянный ковш вместимостью около полуведра и молча пили. Отхлебнув положенное, издавали рычание и грязными пальцами, искривленными артритом и прочими гадкими болезнями, вытирали губы и снова ждали, когда ковш обойдет полукруг.
Которую неделю людоеды оставались почти совсем без пищи. Правда, на пути следования они напали на пастухов в ночном, но люди и лошади были такими тщедушными, что и на один зуб не хватило. У женщин громко урчало в животе, глаза горели лихорадочным блеском, особенно у беременных. Еще бы - им обещали сытный пир, много свежей человечины с моря, отличного импортного мяса. Женщины и угнали два автобуса, заманив в кусты водителей — двоих молоденьких олухов. Их они изнасиловали, потом растерзали на куски. Они съели также молоденькую людоедочку Ули Ю - та, закусив кисть руки несчастного, чуть было не улизнула в чащобу. И вот сейчас заботу о добыче взяли на себя мужчины. Однако они чрезмерно налегали на вино, и, видя как оно иссякает, а мужчины хмелеют, женщины сердито рычали и косились в их сторону. Их широкие лица слегка прояснились, когда на горизонте показалось несколько яхт - СР и «Голландец». Лица вновь помрачнели, когда, почти приблизившись, паруса стали удаляться и вскоре вовсе исчезли из поля зрения (в лоциях той поры иногда помечали: «Осторожно! Людоеды!»).
А мужчины открыли новый бочонок. Ковш заплутал - кто-то хлебнул два раза подряд. Завязалась бесшумная кровавая перепалка, но людоеды быстро помирились - надо было беречь силы для вечера.
Катер береговой охраны пронесся на бешеной скорости мимо лагеря, выпустил очередь из скорострельного орудия, чем вызвал у всех взрыв ярости. Мужчины швыряли в море головни, дымящиеся бревна, но ни одно не попало в катер. Несколько раздосадованных людоедов для вида прошлись по берегу - не попадется ли какой-нибудь чудак-турист или осоловевшая влюбленная парочка. Ничего не обнаружив, еще более раздраженные, они вернулись к винному хороводу. К мужчинам присоединилось несколько женщин. Они почесывали косматые груди и непристойно пересмеивались. Время от времени кто-либо из мужчин вскакивал на ноги, тут же валил наземь первую попавшуюся самку и на виду у всех удовлетворял свою дикую похоть. Потом отряхивал песок и, гнусно ухмыляясь, усаживался ждать ковша. Самки же, терзаемые на песке, стонали от удовольствия, но некоторые едва сдерживались, чтобы не всадить нож в бок насильнику. Останавливали мудрые слова Старой: дождемся вечера! Женщины хотели вина, но еще больше - свежего мяса.
Наконец на горизонте показалось долгожданное судно с тремя дымящими трубами. Можно было надеяться, что, заметив дым костра, моряки хотя бы из любопытства спустят на воду шлюпку с матросами. Но пароход дал лишь пушечный залп и скрылся за горизонтом.
Смеркалось, потянуло ветерком и не было почти никакой надежды. Кончалась четвертая бочка вина, оставалось еще шесть. Захмелевшие мужчины валялись на шкурах, лениво поглаживая грязные женские ляжки, и постепенно погружались в сон. Очнувшись, вновь ползли к догорающему костру, где плескалось темное, черное вино.
В полночь, когда оставалось всего две бочки самого крепкого напитка, Старая пронзительно засвистела в костяной свисток. Женщины, истошно завывая, выставили ножи и кинулись на своих пьяных мужчин - мужей, любовников, отцов и братьев. Хлынула кровь - изо ртов, из перерезанных глоток. Мужчины были не в состоянии сопротивляться -они не успевали даже испугаться. Разбойницы прямо из ран пили горячую кровь. Затем отсекали головы - их складывали в сторонке.
Очень скоро в живых не осталось ни одного мужчины. Лишь растяпа Ба Милл, единственный умевший читать, с книгой в руке помчался бегом в дюны. Женщины пытались было за ним погнаться, но поняли, что незачем - мяса набралось вдоволь. Вновь до самого неба взметнулся костер. В отсветах пламени женщины рубили парное мясо, пекли жаркое и, мешая с кровью убитых, жадно пили вино. Они были настолько голодны, что обглодали кости. Насыщаясь, какая-то из них родила людоедика. Старая собиралась пожрать и его, но мать не дала. Это было единственное оставшееся в живых существо с краником.
Следующим утром женщины долго спали. Проснувшись, насадили головы мужчин на колья. Некоторые сели в фырчащий «Икарус» и покатили в Тильзит за вином. Остальные сбились в кружок и трое суток оплакивали умерших. Славили их доблесть, их тела и части тела каждую в отдельности. Плакали слезами, в полном смысле кровавыми. Рыдали не переставая, лишь изредка умолкая, чтобы перекусить и хлебнуть подоспевшего вина.