Неприветно, студено вокруг, все разорено. Опрокинутый немецкий грузовик, содраны флаги. Кому какое дело здесь до самоубийцы на речном берегу? Нас отводят к комиссару Б. Рослый и статный, очень даже похож на одного советника президента. С проседью, проницательно-грустные литовские глаза. Наган на столе из неструганых досок, початая поллитра рядом. Как в низкопробном фильме. Он разглядывает мою справку из больничной кассы, старую Долорессину выписку из психиатрической больницы — отделение тяжело больных. Качает седеющей главой, как бы улыбаясь. Заметно, что в данный момент его не интересует отлов психов. Однако и он задает вопрос:
- Бандитов, черных, не видели?
Дружно мотаем головами - нет и нет. Он выгоняет нас за дверь, чуть не замахиваясь: живей, живей!
Жалкий ты мой городишко. Бывало, наезжали мы сюда с барышнями лет этак сто двадцать назад. Пиво бывало свежее, раки, всякая рыбица. Лодки, кино, танцы! Воздух хрустел витаминами. А сейчас? На главной улице каждый второй встречный еле держится на ногах, хотя самих прохожих совсем мало. Магазины разграблены. После крупного налета почти не осталось женщин - налетчики угнали. Зато целы и невредимы больница, костел, спиртовой заводик, полицейский участок и кабак. Все, что требуется уважающему себя городу.
Я повел Долю в кабак, где намеревался распрощаться.
Что бы вы думали! Немедленно подошел приятный, почти трезвый официант - черный пиджак, черная сорочка, белая, малость набекрень (не будем придираться к мелочам) «бабочка». Я заказал литр вина «Азербайджан», по поллитра местного производства водки, теперь и я могу себе позволить, по случаю окончания похода. Еще по котлете, полусырой, и ситро. Мы выпиваем дружно, подмигиваем друг дружке. Долоресса принимается что-то оживленно рассказывать, но я не вникаю. Отпрашиваюсь по нужде - во двор. Однако Доля следует за мной по пятам. Она втискивается в ту же смрадную кабинку, накидывает крюк и сует мне прямо к самому горлу бритву - где это она ее прятала? - ты что, удрать задумал? А ну-ка, попробуй!
Так и быть, на этот раз она меня пощадит. Добром так добром.
Мы возвращаемся в зал и выпиваем, выпиваем. Курим, громко распеваем песни военного времени. «Где крутые берега по-над речкой» и — почему-то — «Темная ночь». В углу засели темнокожие люди, кавказцы или курды, не разберешь. Пожирают глазами Долорессу, но не пристают. Видать, устали, бледные такие. У ног - оружие, на поясе гранаты. Разговаривают по-русски или как-то еще, кто их знает. Нас не трогают, только уходя, сплевывают в нашу сторону. Едва успеваю удержать Долорессу. Официант является со счетом. Долоресса приставляет бритву к горлу врио администратора - шеф-повару. Слегка даже надрезает его жирный тройной подбородок - она, Доля, мастер на такие штуки. Не шутки - шесть лет в стране, где небо в клеточку!
Шипя угрозы и понукая, она ведет этого типа на кухню, где приказывает наполнить наши рюкзаки курами, паштетами, свеклой (вареной) и рыбой. Ну и, разумеется, бутылками вина, водки и пр.
- И сигарет! - командует она. - И попробуй только сболтнуть кому-нибудь. - Все это относится все к тому же врио.
Комендант Б. имел право расстрелять нас на месте. Без суда и следствия. Ведь сейчас его, комендантский, час. Но мы в обнимку ковыляем по вымершему городку, вполголоса напевая песню военного времени - и ничего, все благополучно. Я с трудом волоку неимоверно тяжелую сумку, набитую свиными головами и ногами. Кровь капает на щербатый тротуар, тихо накрапывает дождик, не за горами и весна. Мы выходим к устью реки, садимся в гамак, качаемся и выпиваем.
После полуночи вижу: подплывает плоскодонка. Покойник лежит очень даже смирно. Кто-то застегнул его пальто на все пуговицы, поправил узел галстука. Светлая прядь волос упала на лоб - вылитый Вайдулик. Лодка зацепилась за упавший ствол ивы и встала. Долоресса Луст бережно вынимает Вайдотаса-Вайдулика, укладывает его в гамак и медленно покачивает, напевая себе под нос колыбельную из фольклора людоедов.
Потом мы садимся в лодку. Сидим, как две тени, - один на носу, другая на корме. Не производя и малейшего шума, выплываем на середину реки. Она черна, лишь с оконцами созвездий.
Я привязываю Долорессу, делаю еще несколько глотков водочки, закусываю вяленым мясом и вспоминаю, что невзначай захватил тетрадку, там... Ну да, когда волокли Вайдулика к лодке, из нагрудного кармана пальто выпала тонкая синяя третрадь. Теперь я достал ее и принялся разбирать еле видимые в лунном свете слова:
Шел третий день нашего лыжного похода вдоль реки. Подтаявший снег по ночам смерзался в наст, на склонах близ родников блестела наледь. Река текла вровень с берегом. Рыбачьи тропы оказались под водой, идти было трудно. Поэтому никто нас не останавливал, не требовал показывать ни пропуск, ни паспорт, ни половые органы.