Ник хотел было встать, чтобы уйти, но было уже поздно. Сбоку от будки вырисовывался буч. Она проигнорировала Ника и посмотрела на Дебби. "Хочешь танцевать, милая?"
«Нет», - отрезал Ник. "Отвали!"
«Конечно, я буду танцевать», - сказала Дебби. Она встала, покачиваясь. Ее глаза сияли в свете свечи. Она показала язык Нику. «Вы ужасно грубый человек! Я хочу потанцевать с этой милой дамой».
Он смотрел, как ее вели обратно на крошечный танцпол. Леди! Ник закурил и потер лоб. Между его глазами начиналась боль. Ад! Неужели ребенок никогда не потеряет сознание?
Ник повернулся на своем стуле, чтобы не спускать глаз с танцпола и Дебби. Может, она была недостаточно пьяна, чтобы потерять сознание, но на все остальное она была способна. Когда он заметил ее, она танцевала достаточно нормально, старомодно, в два шага, с достаточным расстоянием между ее стройным телом и толстым телом голландца. Ник смотрел и ругался
Эд все подростки. И признал, что никогда не предназначался для няньки!
В баре было четыре или пять мафиози, и они наблюдали за ним. Он сделал вид, что не замечает их. Большинство из них были настоящими бандитами, и носили джинсы и кожаные куртки поверх спортивных или спортивных рубашек. Один был полностью одет в мужской костюм, рубашку и галстук, с короткой стрижкой.
«Если бы не дряблая грудь, - подумал Ник, - он мог бы быть в баре у портового грузчика». Он избегал их взглядов. Он не хотел проблем с ними . Они были крепкими и обычно носили ножи или бритвы. Тот факт, что он мог убить их всех за несколько минут голыми руками, ничего не менял. Надо было присматривать за Дебби. Довольно маленькая, маленькая, чокнутая, маленькая Дебби. Ник подавил гнев и отвращение - отчасти отвращение к собственной амбивалентности по отношению к ребенку? - и заставил себя дождаться окончания записи. Он не хотел неприятностей, никаких сцен, но они уезжали после этого танца!
С некоторым удивлением он понял, что сам он не совсем трезвый. Сама мысль подействовала отрезвляюще. На мгновение он попытался представить слова Хоука, всю его реакцию, когда он услышал, что его мальчик номер один был вовлечен в драку в странном заведении! Он не мог этого представить. Даже Хоук, который мог и действительно справлялся со всем, не нашел бы для этого слов.
Музыка остановилась. Дебби вернулась. Ник, неся ее норковую куртку, швырнул банкноту в «Формику» и крепко взял девушку за руку. Он повел ее к двери. - запротестовала Дебби, пытаясь оторвать от него руку. "Я не пила, Картер!"
«Это только половина дела», - сказал он ей. «Тебе этого не хватает. Тебя бармены называют« Восемьдесят шесть ». Тебе хватило. Много. Слишком много. Мы идем домой. А сейчас!»
Такси остановилось, он запер ее, дал таксисту инструкции и принялся одевать ее в куртку. Пока он это делал, она упала на него с открытым ртом, закрытыми глазами, мягко дыша и заснула.
Дебби спала, положив голову ему на плечо. Такси остановилось по сигналу в свете уличного фонаря, и Ник пристально посмотрел на нее. Ее маленький красный рот все еще был открыт, из угла текла блестящая струйка влаги. Он положил палец ей под подбородок и осторожно закрыл ей рот. Она пошевелилась и что-то пробормотала. Он снова почувствовал странную, почти пугающую двойственность; желание ее молодой плоти в сочетании с защитной нежностью. Какая безумная ситуация! Киллмастер, долгое время существовавший со Смертью по имени, не мог припомнить более запутанного и слегка пугающего вечера. Не было внешнего врага, чтобы ударить. Только он сам.
Таксист подошел к Пятой и повернул на север. Когда они подошли к 46-й улице и пентхаусу, Ник изучал лицо на своем плече. Теперь она немного надулась, ее губы шевелились, время от времени показывая кончик розового языка. Он почувствовал запах чистой девушки через более тяжелые духи для взрослых. Его мозг, опираясь на весь выпитый коньяк, начал делать несколько фантастических трюков. Он думал о Дебби как о идеальной маленькой упаковке американского девичества. Сотня фунтов сладкой, безупречной девичьей плоти, еще не испорченной ни беспокойством, ни временем. Сочная слива, мягкая, как бархат, и такая готовая - слишком уж готовая - к срыванию. Возможно, она не была девственницей - если бы она только пыталась шокировать его? - но в любом случае это не имело значения. Ребенком она еще была. Чувственный ребенок, возможно, но с ее чувственностью глубиной до нервных окончаний этой прекрасной кожи. Ничего не зная, ничего не подозревая о настоящей и дикой природе этой вещи, называемой Жизнью, в которую она споткнулась и в которую она должна пробиться.