Выбрать главу

Обращаясь к отражению понятия mens rea в труде Генри де Брактона, следует прежде всего отметить, что термин mens rea сам по себе не используется им для обозначения психической составляющей преступного деяния. Два значимых вывода вытекают из этого обстоятельства. Во-первых, придание словосочетанию mens rea значения субъективного составляющего элемента преступления есть заслуга более поздней эпохи. Во-вторых, что более важно, это подтверждает, если можно так выразиться, «мимолётность» появления максимы reum non facit nisi mens rea в L.H.P. В особенности в пользу второго тезиса свидетельствует тот факт, что, не используя максиму из L.H.P., с которыми он был, бесспорно, знаком (так как их рукописные манускрипты существовали в то время и были доступны королевским судьям), Генри де Брактон, тем не менее, излагает в fol. 101-101b заимствованный им из римского права общий принцип, относящийся к юридическому значению психического настроя деятеля, связанному с совершением преступления:

«Oriuntur etiam obligationes ex delicto vel quasi, ex maleficio vel quasi. Delicta vero et maleficia ex dictis et factis praecedentibus, quae quidem distingui debent quo animo fiant et qua voluntate. Voluntas enim et propositum distinguunt maleficia, secundum quod inferius dicetur. Ex maleficiis autem procedunt crimina maiora vel minima, sicut crimen laesae maiestatis, homicidia, furta vel rapinae, et alia plura de quibus inferius dicetur… Iniuria autem dici poterit omne illud quod non iure fit… Et in his casibus considerandum erit quo animo, quave voluntate quid fiat in facto vel in dicto, ut perinde sciri possit quae sequatur actio et quae poena. Tolle enim voluntatem et erit omnis actus indifferens, quia affectio tua nomen imponit operi tuo, et crimen non contrahitur, nisi nocendi voluntas[168] intercedat (курсив мой. – Г.Е.) nee furtum committitur nisi ex affectu furandi».[169]

Эта генерализация неоценима тем, что несмотря на её явно романизированный характер, несмотря на неразработанность понятийного аппарата mens rea применительно к тем или иным отдельным преступлениям, несмотря на отсутствие единого систематического подхода к принципу mens rea, остающегося привязанным исключительно к отдельным преступлениям, несмотря на несогласованность отдельных положений, Генри де Брактон, опираясь на сложившуюся к его времени собственно английскую практику, формулирует на достаточно абстрактном уровне и строго придерживается (во всяком случае, судя по тексту трактата) одного из исходных начал, ставшего со временем неотъемлемым постулатом общего права.

И всё же, учитывая очевидно романизированный характер как приведённого отрывка из fol 101-101b, так и ряда других, содержащих аналогичный принцип,[170] можно было бы поставить под сомнение жизненность рассматриваемых положений в уголовном праве Англии XIII в. и приписать их чрезмерному увлечению Генри де Брактона римским правом. Тем не менее, данный предположительный вывод не имеет под собой достаточных оснований, поскольку и вне романизированных пассажей, прилагая свои максимы к отдельным (хотя и не всем) преступлениям, он формулирует, исходя из собственно английской практики, целый ряд терминов, предназначенных для описания психической составляющей содеянного.

Так, разделяя убийство на четыре вида (fol 120b-121), один из них Генри де Брактон описывает как совершаемый волимо (или намеренно) (voluntate), что связывается с точным знанием (ex cert a scientia), предумышленным нападением (ex assultu prcemeditato),[171] гневом, ненавистью и страстью к наживе (causa lucri). Грабёж (fol. 146– 146b) им характеризуется как учиняемый из злости (nequiter), причём термин этот достаточно часто встречается при описании и других преступлений. Поджог, наказуемый уголовно (fol 146b), отграничивается при помощи всё того же понятия злости (nequiter) от поджога, преследуемого в частноправовом порядке и происходящего по случайности (quia incendia fortuita) либо совершаемого по небрежности (per negligentiam) и не из нечистой совести (non mala conscientid)}[172] Обращение к суду (appeal) в связи с изнасилованием (fol 147b-148) также должно, по Генри де Брактону, содержать ссылку на злостность (nequiter) учинённого. Кража (fol 150b) формулируется как совершаемая обманно (fraudulenta) и с намерением украсть (cum animo furandi).[173]

Подытоживая сказанное, можно утверждать, что в работе Генри де Брактона неоднократно встречаются положения, придающие юридическую значимость психическому (или, если угодно, внутреннему, субъективному) настрою (деятельности) лица, связанному с совершением преступления, т. е. тому, с чем впоследствии будет связан не использующийся в его труде термин mens rea. И хотя он бесспорно слишком большое внимание уделяет каноническим доктринам и слишком много заимствует из римского права, невозможно отрицать то, что установления собственно английского происхождения в тексте трактата отражают уголовно-правовую реальность его дней с наличествовавшей в ней идеей mens rea.

вернуться

168

Напомним, что слово voluntas можно переводить и как «воля», и как «намерение». Соответственно, далее при переводе используется лишь слово «воля». – Г.Е.

вернуться

169

«Обязательства также возникают из деликта или квази [-деликта], из злодеяния или квази [-злодеяния]. Деликты же и злодеяния – из слов и действий предшествующих, которыми деликты и злодеяния различаются между собой, совершаясь из души и из воли. Из злодеяний же проистекают преступления большие или меньшие преступления, как, например, преступление оскорбления величества, убийства, кражи или ограбления и множество других, о которых будет рассказано ниже… *Неправомерным же может быть названо всё то, что не совершается правомерно.*… И в последних случаях следует рассмотреть, какова душа или какова воля, что образуют содеянное или сказанное, поскольку только так возможно узнать, каковой причитается иск и каковое наказание. Ибо отдалённая воля и всякое деяние будут безразличны, так как намерение твоё даёт название действию твоему, **и преступление не совершается, если не участвует вредоносная воля** (курсив мой. – Г.Е.), и ***не совершается кража, разве только из намерения украсть***».

В сопоставлении данного фрагмента (заимствованного в основе своей из «Суммы» Азо) с римскими источниками выясняется следующее: отрывок, отмеченный как *…*, текстуально схож с 1.4.4.1.\ как **…**– с С.9.16.1.1.-, как ***…***– с 1.4.1.4., ср. также с Gai.lll.197. и Gai.111.208.

О романизированном характере приведённого пассажа и его соответствии реальному праву Англии брактоновской эпохи см. подр.: Pollock F., Maitland F.W. Op. cit. Volume II. P. 477–478; Sayre F.B. Mens Rea. P. 982–987.

вернуться

170

Так, ср., напр., романизированную fol. 136b\ «De homicidio vero casuali quod multipliciter fieri potest… ut si quis telum in feram mittere volens, vel quid tale egerit, vel si cum socius luderet cum socio et iocosa levitate percusserit, vel cum longius staret cum arcu traheret vel lapidem proiceret, et hominem quern non vidit percusserit, vel si cum pila luderet quis manus tonsoris quern non vidit pila percusserit, ita quod gulam alicuius praeciderit et sic hominem interfecerit, non tarnen occidendi animo absolvi debet, quia crimen non contrahitur nisi voluntas nocendi intercedat. Et voluntas et propositum distinguunt maleficia (курсив мой. – Г.Е.), et furtum non committitur sine affectu furandi… In maleficiis autem spectatur voluntas et non exitus (курсив мой. – Г.Е.)» («Об истинно случайном убийстве…, которое может быть совершено множеством способов, подобно тому, как если человек, намереваясь бросить копьё в дикое животное или сделать что-нибудь подобного рода, убивает человека или, играя с товарищем, поражает его в результате глупой выходки, или если он стоял далеко, натягивая свой лук или бросая камень, так что поразил человека, которого он не видел, или *если, играя в мяч, он попал по руке цирюльника, которого он не видел, так что последний перерезал другому глотку, убив таким образом человека, не имея, тем не менее, намерения убить его,* **он должен быть освобождён,** поскольку ***преступление не совершается, если не имеет место воля нанести вред*** И воля, и предположение формируют злодеяние (курсив мой. – Г.Е), и ****кража не совершается без намерения украсть.****… *****ß злодеяниях же принимается во внимание воля, но не результат***** (курсив мой. – Г.Е.)»).

В сопоставлении данного фрагмента с римскими источниками выясняется следующее: отрывок, отмеченный как *…*, является классическим римским казусом, встречающимся в D.9.211pr.\ как**…** – текстуально схож с D. 48.8.1.3.; как***…*** – с С.9.16.1.1., а заимствован из «Суммы» Азо; как **** ****– с 14.1.4., ср. также с Gai.lll.197. и Gai.lll.208.-, как*****…***** —с D.48.8.14.

вернуться

171

«Из предумышленного нападения» является буквальным переводом выражения ex assultu prasmeditato. Такого перевода данной фразы придерживаются, в частности, Оливер У. Холмс-мл., который приводит её в поддержку выдвинутой им концепции (см.: Holmes, Jr., O.W. The Common Law. P. 3), а также в целом Фредерик У. Мэйтланд и Б.С. Никифоров (см.: Pollock F., Maitland F.W. Op. cit. Volume II. P. 468469; Никифоров Б.С. Указ. дисс. С. 174–176).

Этот перевод оспаривается Дж. М. Кэйем, полагающим, что ex assultu praemedi-tato обозначало не столь узкое понятие, как предумышленное нападение, а скорее являлось выражением самого общего значения, подразумевавшим субъективный элемент mens rea во всей его целостности (см.: Kaye J.M. Op. cit. Part I. Р. 371–377). Думается, можно согласиться именно с этим мнением, и перевод, данный в тексте, следует рассматривать не более как перевод в едином (т. е. дословном) плане всех терминов.

вернуться

172

Конструкция мысли Генри де Брактона здесь схожа с D.48.19.28.12.

вернуться

173

Относительно субъективного элемента в краже необходимо отметить, что здесь, возможно, Генри де Брактон чересчур романизировал свою мысль, заимствовав слишком многое из «Суммы» Азо и – остаётся лишь догадываться, насколько осознанно, – из римских источников (cp.: 1.4.1.4., Gai.lll.197. и Gai.111.208.).

В противоположность этому, английское общее право той эпохи всё ещё допускало предъявление обращения к суду (appeal) в связи с кражей, в котором в совершении последней мог быть просто обвинён тот человек, в чьём владении оказались похищенные у обвинителя вещи. Соответственно, в краже мог быть обвинён и, что принципиально, осуждён за неё человек, не совершавший её, т. е. не учинявший даже actus reus кражи и, как следствие, не обладавший mens rea кражи – брактоновским animus furandi (см. подр.: Никифоров Б.С. Указ. дисс. С. 197, 213–214; Sayre F.B. Mens Rea. Р. 986–987). При этом следует признать, что, конечно же, последний пример не совсем корректен, поскольку нерелевантность mens rea в нём с неизбежностью следует из отсутствия actus reus.