– Нет, Финн. Он мой друг, – говорит Джулиан. – Я ему должен. Поэтому и привел его.
– Слушай, я могу подождать, – говорю я, понимая, что уже поздно; адреналин побежал у меня по венам.
– Почему бы вам не пойти вдвоем, – говорит Финн, окидывая меня взглядом. – Джулиан, возьми своего друга.
– Нет, Финн. Не втягивай никого в это.
– Послушай, Джулиан, – говорит Финн, больше не улыбаясь, четко произнося каждое слово. – Я сказал: «Думаю, вам с другом надо пойти к четырем в “Сен-маркиз”», правильно? – Финн оборачивается ко мне: – Ты ведь хочешь свои деньги, верно?
Я качаю головой:
– Нет.
– Ты не хочешь? – недоверчиво спрашивает он.
– Да. То есть да, я… я хочу, – говорю я. – Конечно.
Финн поворачивается к Джулиану, снова ко мне.
– Ты себя нормально чувствуешь?
– Да, – отвечаю я. Меня просто трясет.
– Дать таблеточку?
– Нет, спасибо. – Я смотрю на рыбу. Финн поворачивается к Джулиану:
– Как родители, Джулиан?
– Я не знаю, – говорит Джулиан, все еще глядя в пол.
– Понятно… хорошо, – начинает Финн. – Почему бы вам вдвоем не поехать в гостиницу, затем встретить меня в «Краю света», а потом мы поедем на вечер к Эдди, где я дам тебе твои деньги, а твоему другу – его. Как, ребятишки? Как насчет этого? Как вам это нравится?
– Где я тебя встречу? – спрашивает Джулиан.
– В «Краю света». Наверху, – говорит Финн. – В чем дело? Что-то не так?
– Нет, – говорит Джулиан. – Когда?
– В полдесятого?
– Хорошо.
Я смотрю на Джулиана, воспоминания о спортклубе в пятом классе возвращаются.
– Все нормально, Джули? – Финн снова смотрит на Джулиана.
– Да. Я просто нервничаю.
Голос Джулиана замирает. Он хочет сказать что-то, рот открыт. Я слышу шум пролетающего самолета. Потом сирену «скорой помощи».
– В чем дело, малыш? Эй, мне ты можешь сказать. – Финн вроде догадывается, подходит к Джулиану, обнимает его.
Мне кажется, Джулиан плачет.
– Ты нас не извинишь? – вежливо просит меня Финн.
Я выхожу из комнаты, закрываю за собой дверь, но голоса все так же слышны.
– Я думаю, что сегодня будет… в последний раз. Хорошо, Финн? Мне кажется, я не могу больше. Я так устал чувствовать… тоску все время, я не могу… Могу я делать для тебя что-нибудь другое? Пока не расплачусь? – Голос Джулиана дрожит, потом ломается.
– Эй, эй, эй, малыш, – мурлычет Финн, – Малыш, все нормально.
Я мог бы сейчас уйти из пентхауса. Хотя за рулем был Джулиан, я все равно мог бы уйти. Я мог бы кому-нибудь позвонить, чтобы меня забрали.
– Нет, Финн, нет, это не то.
– Вот…
– О, Финн. Ни за что. Я не хочу. Я бросил.
– Конечно бросил.
Долгое молчание, только слышно, как зажглись две спички, этот хлопающий звук, наконец, спустя некоторое время, Финн произносит:
– Теперь ты знаешь, что ты мой лучший мальчик, я забочусь о тебе. Как о своем малыше. Как о родном сыне…
Мимо меня проносится серфингист, входит в комнату, говорит Финну, что звонит некто по имени Мануэль. Серфингист уходит. Джулиан поднимается со стола, застегивая рукав, прощается с Финном.
– Эй, давай держи «Наутилус». Держи корабль на плаву, – подмигивает Финн.
– Да, да.
– Увидимся попозже, да, Клей?
Мне хочется сказать: «Нет», но у меня чувство, что каким-то образом увижу его вечером, я киваю и говорю: «Да», стараясь, чтобы это звучало убедительно, словно я и впрямь так думаю.
– Отличные вы ребята. Просто ломовые, – говорит нам Финн.
Я иду за Джулианом; проходя мимо гостиной, вижу серфингиста, лежащего на полу, правая рука вытянута, он ест кукурузные хлопья. Параллельно читает текст на упаковке и смотрит «Сумеречную зону» по большому телевизору посреди гостиной, Род Серлинг, глядя на нас, говорит, что мы только что вошли в Сумеречную зону и, хотя верить не очень хочется, это так сюрреалистично, что я знаю – это правда, в последний раз смотрю на парня на ковре, медленно отворачиваюсь и выхожу за Джулианом в сумрак. В лифте, спускаясь к машине Джулиана, я говорю:
– Почему ты не сказал, что деньги предназначались на это?
И Джулиан со стеклянными глазами, печальной усмешкой на лице говорит:
– А кому какое дело? Тебе? Тебе правда есть дело?
Я молчу, понимая, что мне действительно нет дела, внезапно почувствовав себя глупо, дураком.
Еще я понимаю, что поеду с Джулианом в «Сен-маркиз». Хочу увидеть, правда ли, что случаются подобные вещи. И пока лифт опускается, проезжая второй этаж, первый, уходя даже дальше вниз, я осознаю, что деньги ничего не значат. Значит же то, что я хочу увидеть худшее.
* * *
«Сен-маркиз». Четыре часа. Бульвар Сансет. Когда Джулиан поворачивает на парковку, солнце – уже огромное, горящее, оранжевое чудовище. Почему-то он дважды проехал гостиницу. Я без конца спрашиваю зачем; он без конца спрашивает, надо ли мне это. Я все время отвечаю: «Да». Выходя из машины, вижу бассейн и думаю, тонул ли в нем кто-нибудь. «Сен-маркиз» имеет форму каре; бассейн во дворе, окруженный номерами. В шезлонге толстяк, тело блестит, обильно намазанное кремом для загара. Он смотрит, как мы идем в номер, указанный Джулиану Финном. Клиент остановился в номере 001. Джулиан подходит к двери и стучит. Занавески закрыты, показывается лицо, тень. Дверь открывает мужчина лет сорока – сорока пяти, в слаксах, рубашке, при галстуке, спрашивает:
– Да… чем могу быть полезен?
– Вы мистер Эриксон, так?
– Да… А вы, должно быть… – Голос прерывается, он осматривает Джулиана и меня.
– Что-то не так? – спрашивает Джулиан.
– Нет, нет, вовсе нет. Не хотите ли войти?
– Спасибо, – говорит Джулиан.
Я прохожу за Джулианом в номер и теряю присутствие духа. Я ненавижу гостиничные номера. Мой прадедушка умер в одном из них. В Лас-Вегасе в отеле «Звездная пыль». Он был мертв два дня, прежде чем его нашли.
– Кто-нибудь из вас, ребята, хочет выпить? – спрашивает мужчина.
У меня чувство, что такие люди всегда задают этот вопрос, и хотя мне страшно хочется пить, я смотрю, как Джулиан качает головой, говоря: «Спасибо, не надо, сэр», и тоже говорю:
– Спасибо, не надо, сэр.
– Располагайтесь ребята, садитесь.
– Могу снять куртку? – спрашивает Джулиан.
– Да. Без вопросов, сынок. Мужчина наливает себе выпить.
– Вы надолго в Лос-Анджелес? – спрашивает Джулиан.
– Нет, на недельку, по делам. – Мужчина прикладывается к стакану.
– А чем вы занимаетесь?
– Занимаюсь недвижимостью, сынок. Глядя на Джулиана, я думаю, знает ли этот человек моего отца. Я опускаю глаза, понимаю, что сказать мне нечего, но пытаюсь придумать что-нибудь; потребность услышать собственный голос становится сильнее, я продолжаю думать, знает ли этот человек моего отца. Пытаюсь выкинуть это из головы, но мысль о том, что он, возможно, подойдет к отцу в «Мамезоне» или «Трампе», застревает.
Заговаривает Джулиан:
– А вы откуда?
– Из Индианы.
– Правда? А там где?
– Манчи.
– А, Манчи, Индиана.
– Именно так.
Возникает пауза, мужчина переводит взгляд с Джулиана на меня, обратно на Джулиана. Потягивает из стакана.
– Ну, кто из вас, молодые люди, желает подняться?
Мужчина из Индианы слишком крепко сжимает стакан, затем ставит его на стойку. Джулиан встает.
Мужчина, кивнув, спрашивает:
– Почему бы тебе не снять галстук?
Джулиан снимает.
Мужчина переводит взгляд с Джулиана на меня, следя за тем, чтобы я смотрел.
– Ботинки и носки.
Джулиан снимает, опускает глаза.
– И… у-у, и остальное.
Джулиан стягивает рубашку, штаны, мужчина раздвигает занавески, смотрит на бульвар Сан-сет, опять на Джулиана.
– Тебе нравится жить в Лос-Анджелесе?
– Да. Я люблю Лос-Анджелес, – говорит Джулиан, складывая штаны.
Мужчина смотрит на меня, потом говорит:
– Нет, так не пойдет. Почему бы тебе не сесть сюда, к окну. Так лучше.
Посадив меня в плетеное кресло, пододвигает близко к кровати, затем, удовлетворенный, подходит к Джулиану, кладет руку на его голые плечи. Рука сползает на спортивные трусы Джулиана, Джулиан закрывает глаза.