Веди, мастер, веди. Ведь чтобы управлять реальностью, надо научиться повиноваться ей. Нужно запутаться в ее нитях. Хорошо, мастер, ты можешь опутывать меня сколько угодно. Но знаешь ли ты, в какой момент я захочу дернуть за твою нить?
Несколько фронтальных перемещений по арене, несколько простых базовых ударов. Первые минуты боя противники лишь прощупывают оборону друг друга, осторожничают, берегут силы. Вот мастер проверила ее навыки в парировании верхних засечных ударов, вот попыталась выманить на атаку, раскрывшись для горизонтального бокового в корпус, вот словно бы ушла в глухую защиту, чтобы затем поразить неожиданным прорывом снизу, исподножья. Бой начался при среднем темпе и на дальней дистанции, так что Сове приходилось особенно тщательно следить за кончиком чужого клинка.
Веди, мастер. Я готова идти за тобой.
Ритм наносимых ударов постепенно нарастал. Сова выдержала несколько атак, построенных по знакомому стандарту: удар шокирующий – удар дестабилизирующий – удар на поражение. Противник не торопился демонстрировать свои способности, усыпляя внимание типичными приемами, приберегая все самое эффективное напоследок. Сова знала: главное в бою пережить первый внезапный непредсказуемый выпад, успеть среагировать, поставить блок, попытаться ответить сбивом чужого клинка.
Она едва не пропустила его. Лезвие блеснуло перед глазами. Чужой клинок резанул предплечье. Проверка закончилась.
В вязкой густоте боевого транса первая капля ее неправильной крови медленно, словно нехотя шлепнулась на песок. И сознание взорвалось уже однажды испытанной, но еще непривычной раздвоенностью. Так вот как запутываются в чужих нитях… В красных, тонких, как паутина, но прочных, как сталь. Теперь у меня есть связь с тобой, мастер. Неразрывная связь. Берегись, мастер. Эта связь настолько сильна, что разрушить ее может только смерть одной из нас.
Теперь серии ударов следовали одна за другой, расстояние между противниками постоянно менялось, и каждая попытка сближения несла в себе опасность. Сова пропустила еще один удар, в последний момент попытавшись отскочить, но кончик чужого клинка дотянулся и оставил неглубокий след под ребром. Странно, но боль не беспокоила Сову, как будто вместе с бесстрашием к ней пришло и абсолютное бесчувствие. Не было кислого тошнотворного привкуса во рту, не было жадного дыхания, не было острой решимости поскорее закончить этот бой. И много чего еще не было. Вместе со страхом ушла большая часть былых желаний, которые были с ним связаны, пропахли и пропитались им. Страх, оказывается, был чертовски необходим, потому что был намертво переплетен с волей к жизни, и, теряя одно, невозможно было сохранить другое.
А мастер тем временем невозмутимо разыгрывала перед трибунами сцену идеального убийства. Ее тактика – безупречна, ее атаки – внезапны и непредсказуемы. Она уверена – у Совы нет шансов. Мастер ведет свою жертву по дороге, которую можно преодолеть одним решительным рывком, но мастер не торопится и заставляет жертву двигаться медленно, осознавая каждый шаг. Мастеру незачем торопиться, она исходила эту дорогу вдоль и поперек, ей знаком каждый камень, о который спотыкается Сова. В конце пути мастер уступит ей дорогу и легко подтолкнет в спину.
И даже посмотрит, как жертва балансирует на краю.
Вот это и называется пограничным состоянием? Именно здесь настигает жертву понимание: через несколько секунд – смерть? И как странно вдруг оказаться здесь и не испытать ничего. Вообще ничего, как будто ее уже нет. Ни страха, ни радости, ни злости, ни возмущения, ни любопытства. Ни гордости, ни унижения. Ни торжества, ни разочарования. НИЧЕГО! Такого глобального НИЧЕГО Сова не испытывала ни разу в жизни. Если бы сейчас кто-нибудь вздумал искать ее эмоциональный след, то он решил бы, что Лаэрты Эвери никогда не существовало в природе.
Ей нужен был собственный страх, как связь с реальностью своего существования, которую она, кажется, только что утратила. Ее реальность расслоилась, раскололась и стала напоминать треснувшее зеркало, каждый из осколков которого отражал свой собственный кусок мира. Капли крови, животная радость трибун, хрустящий песок под ногами, невидимый Симаргл в правительственной ложе, черное кимоно противника – все распалось, раздробилось, разлетелось в стороны. Сова искала и не могла найти тот осколок, который бы отражал ее саму. Она перебирала эти осколки как игрок, опрометчиво сделавший крупную ставку, перебирает карты, пытаясь вновь и вновь найти среди них недостающий козырь. Осколки ускользали, уворачивались, пытались смешаться в кучу, прятались друг за другом как живые, и прятали между собой тот единственный, необходимый ей.
И в то же время в том осколке реальности, который она никак не могла найти, ее тело жило какой-то отдельной жизнью, слишком медленной для вдруг проснувшегося сознания Совы. Она с трудом увернулась от удара. Прикосновение, но не боль резануло по шее. С такой холодной методичностью ее не убивали еще никогда. Чужой клинок рисовал на коже иероглифы, и они расползались алыми пятнами на холсте белой рубашки. Как будто смерть выводила на ней текст приговора.
Тело снова пропустило удар, кровь защекотала по плечу.
Ее нет. Это не ее плечо, не ее кровь, не ее тело. Проклятая раздробленная реальность никак не хотела склеиваться обратно. Будто из рассыпанных пазлов попросили составить цельную картину, но коварно изъяли несколько самых важных, самых главных кусков, и как не переставляй оставшиеся, все' равно ничего не увидеть, кроме размытых цветовых пятен.
Ее – нет. И совершенно неважно, что есть тело, которое почему-то не чувствует боли. Тело останется на арене, а вот где останется она сама? В каком слое реальности? Сова вновь и вновь смешивала осколки разбитого зеркала, перемешивала слои и никак не могла найти свой собственный. Эта неудача ее разозлила. Какое мелкое препятствие встало вдруг на ее пути к пониманию, мешая достичь высшего знания. Зачем? Зачем искать то, чего нет? Нет – и черт с ним! Нет – это даже неплохо. Более того, нет – это просто отлично! То, чего нет, убить совершенно точно нельзя!
Сова парировала сильный удар, но не удержалась на ногах и растянулась на песке, с удивлением наблюдая, как от ее выдоха брызнули в сторону песочные струи.
Вырви страницу из книги и все – страницы нет. И никто никогда не прочтет то, что на ней было написано. Удали слой реальности – и никто никогда не дотянется до него.
Она перекатилась по песку, спасаясь от прямого рубящего удара.
Почему человек так упорно цепляется за факт, что он есть? Он намертво вписан в изначальную, не им данную, не им выбранную реальность, и он стремится в этой реальности утвердиться. Застыть, как насекомое в янтаре. Зацементироваться. А зачем? Только ради того, чтобы ощущать, что он действительно есть?
Вот они – слои реальности, но она не вписана ни в один из них. Значит, она может выбрать любой! Или не выбирать вообще! И если она может вырвать из книги страницу с текстом о себе, значит, может вырвать и любую другую? Запутавшаяся в паутине чужой реальности жертва может, оказывается, в любой момент сама стать хищником. А если так, то трибуны – к черту! К черту шум, крики, колыхание человеческого моря! К черту невидимого наблюдателя в правительственной ложе. И мастера, танцующего на песке, – тоже к черту. Он не нужен в моей реальности.
Сова вскочила на ноги, обсыпанная песком, облепившим ее в тех местах, где еще не успела засохнуть кровь, и неожиданно расхохоталась, сбрасывая давно надоевший боевой транс.
Все, мастер! Спасибо тебе за экскурсию, но дальше я пойду сама.
Сова смеялась так, как смеются только что сошедшие с ума – восторженно и беззаботно, смеялась в абсолютной тишине, в окружении многотысячных трибун, разглядывающих ее облепленную песком и испачканную кровью фигуру в центре арены, на глазах мастера в черном кимоно, реальность которого она только что стерла.
Она тряхнула плечами, и остатки чужих нитей осыпались искрами за ее спиной. Я не буду дергать за твои нити, мастер. Это слишком легко. Это значит принять твою реальность, это значит признать, что в твоей реальности мы – на равных. А это уже не так. Поверь, мастер: это смешно. Смешно, когда крылатый предпочитает ходить по земле, смешно, когда ветер пытается жить в бутылке, смешно, когда свободный примеривает кандалы. Твоя реальность, мастер, это кандалы, хотя тебе этого и не понять. А я живу по другим законам! Я – нигде, я могу позволить себе редкую роскошь – не быть. Мастер, ты хороша, но ты не властна над тем, что я только что поняла.