Уязвимость туманных рассуждений была, вероятно, очевидна и автору генеалогии, и он вынужден признаться, что всякие подробности скрываются «во тьме веков». Это не помешало ему категорически утверждать: «существовал род Меншика в России и знатный род Меншика в Польше», от последнего и произошел отец светлейшего князя.
Ни один из перечисленных фактов генеалогии Меншикова документально не подтвержден, как, впрочем, не подтвержден и факт пленения в 1664 году, во время русско-польской войны, отца Меншикова Даниэля. Будучи в плену, Даниэль женился на «Игнатьевне», дочери какого-то «уважаемого купца», и поступил в службу к царю Алексею Михайловичу. По совету друзей Даниэль Меншик русифицировал свое имя и фамилию и стал Даниилом Меншиковым. По совету тех же друзей он поступился еще одним достоянием: чтобы не раздражать знать, Даниэль в фамильном гербе изображение головы быка заменил коронованным сердцем. «Поскольку он, как никто другой, владел искусством править лошадьми и объезжать их, царь Федор Алексеевич взял его служителем своей конюшни». Родословие далее, как упомянуто выше, приписывает Даниле Меншикову раскрытие заговора Шакловитого в 1689 году. Этот факт изъят из печатной генеалогии и заменен другим – оказывается, что заговор Шакловитого раскрыл Александр Данилович, он же обнаружил заговор Циклера – Соковнина в 1697 году.
Отец Александра Даниловича, согласно родословию, умер, а по другой версии был убит во время осады Азова 1695 года, «оставив без какого-либо имущества и в величайшей бедности четырех детей-сирот». Далее следует перечень основных вех жизни Александра Даниловича, не вызывающий сомнений в их достоверности: участие в сражениях Северной войны, получение наград от Петра и иностранных государей, назначение на должности. Бросается в глаза множество неточностей и недомолвок как о дальних, так и о ближних предках Меншикова. К ним, например, относится версия о пожаловании его предка Андрея Васильевича Меньшого землями в Вологде и ее округе. Она является либо вымыслом, либо результатом невежества, ибо Вологодская летопись повествует о совершенно ином Андрее Васильевиче – младшем сыне князя Василия Васильевича Темного, названного, как и принято было в те времена, в отличие от старшего сына, Меньшим. К родословной Меншикова ни старший, ни младший сын Василия Темного отношения не имели.
Вызывает недоумение текст об Анне Игнатьевне, матери Меншикова. Согласно архивной генеалогии, она была дочерью почтенного купца, а в опубликованном переводе с немецкого «Игнатьевна» значится дочерью «тверского именитого гостя». Как, однако, случилось, что внуки этого купца оказались в «величайшей бедности»? Как, далее, могло статься, что дети Данилы Меншикова, находившегося на службе при дворе в должности стремянного, терпели нужду сразу же после его смерти? Кстати, Александр Данилович в год смерти своего отца уже пользовался благосклонным вниманием царя. А как добывал средства к жизни Алексашка в годы, предшествовавшие знакомству с царем?[12]
В опубликованной генеалогии есть текст, явно нацеленный на подготовку читателя к мысли, что Меншиков не мог похвастаться знатностью ближайших предков. Автор рассуждает, что представители многих «благородных фамилий», оказавшись в плену, причисляли себя «к мещанскому либо крестьянскому сословию, или по неведению своих предков и своего происхождения, или по нужде и бедности, в которую повергло их пленничество». Таким людям довелось хлебнуть горя, «покуда они не получили сведений о своем благородном происхождении или трудолюбием и добрым поведением не вышли из этого состояния и не доказали верными свидетельствами своего дворянского происхождения». Не следует ли понимать признание бедности родителя и необходимость добывать знатность «трудолюбием и добрым поведением» как косвенное признание того, что источником существования Алексашки была торговля пирожками? Не ясен вопрос и о времени смерти матери князя, а также судьбе одной из ее дочерей – Марьи.
Короче, перед нами далекий от совершенства пример фальсификации генеалогии. Во второй половине XVIII столетия в подобных делах настолько поднаторели, что представитель крапивного семени средней квалификации за сходную мзду мог состряпать любую генеалогию и изобрести предков, угодных заказчику. Во времена Меншикова с этой задачей не могли справиться и европейски образованные юристы, несомненно привлеченные светлейшим для выполнения поручения.
Поскольку генеалогия, как и сочинение о жизни и деятельности Александра Даниловича Меншикова, составлялась в окружении князя и не без его ведома, то небезынтересно ознакомиться с тем, какой версии придерживался он сам в описании своего детства и обстоятельств знакомства с царем.
В одном анонимном сочинении, будто бы имевшем хождение среди современников и пересказанном в жизнеописании Меншикова, было написано: «Князь был не единственным на свете человеком, который с низших степеней достиг до высших. Он и сам не скрывал этого, но часто откровенно рассказывал, какую бедность терпел в юности». Это признание, однако, не лишало Меншикова возможности упрямо твердить о своих благородных предках: «Впрочем, он происходил от благородной, хотя и обедневшей фамилии, из которой в прежние века были в России и князья, и теперь милостию государя и долговременными тяжкими, но полезными услугами, достиг сам до высоких почестей, званий и достоинств».
Что касается появления Меншикова при царском дворе, то рассказ о том выглядит не менее респектабельно: будущий князь заставил обратить на себя внимание царя такими привлекательными качествами, как ум и сметливость.
Поначалу Алексашка прибыл устраивать свою судьбу в потешную роту. «Как скоро его светлость явился в эту роту, тотчас был принят его величеством в число солдат (в октябре 1691 года в день рождения Алексея Петровича), потому что он отличался красивою наружностью и счастливой физиономией и в своих речах, возражениях и ответах, равно как и в своих приемах, обнаружил бойкий живой ум, здравый рассудок и добросердечие».
Перечисленные свойства характера позволили Меншикову быстро усвоить экзерциции и превзойти в этом не только своих сверстников, но и более великовозрастных сослуживцев. Царь, кроме того, обратил внимание на опрятность, вежливость и воздержание новобранца и взял его к себе денщиком.[13]
Однажды в архиве нам попался документ, оказавшийся, как потом выяснилось, опубликованным, содержание которого давало вроде бы основание полагать, что удалось сделать маленькое открытие – напасть на след таинственных родителей Александра Даниловича, о которых в источниках, внушающих доверие, нет ни единого слова. Речь идет о письме, создающем иллюзию, что оно написано матерью Меншикова. В самом деле, автор письма, обращаясь к адресату, дважды называет его «сыном», а само послание проникнуто нежностью и материнской заботой о своем чаде. Она желает ему успехов на поле брани и сетует по поводу того, что не получает от него вестей. В письме есть такие строки: «Однакож я молю всегда всещедрого Бога, чтоб намерение ваше над неприятелем Бог исполнил и чтоб ваш страх над неприятелем везде был славен, а нам бы, о том слыша, благодарить Вышнего творца, душею и сердцем радоватца.
За сим, яко сыну моему любезнейшему и милостивому и драгоценному… и добродетельному с нижайшим поздравительным поклонением благословение отсылаю».
Надежды на открытие рассеялись, как только письмо было дочитано до конца. Под ним стояла подпись: «Елена Фадемрехова». Оказалось, что в те годы, когда царь и Меншиков были завсегдатаями Немецкой слободы, Елена Фадемрех, будучи подругой Анны Монс, предоставляла свой дом для свиданий царя с возлюбленной.
Помимо письма Елены, отправленного Александру Даниловичу в мае 1704 года, сохранилось еще три письма, подписанных ею в 1718, 1719 и 1721 годах. Они свидетельствуют об ослаблении связей между корреспондентами, бывшими достаточно прочными в молодые годы Данилыча. Изменения объяснялись отчасти тем, что князь, находясь то в действующей армии, то живя в новой столице, стал редким гостем Немецкой слободы, а отчасти тем, что названый сын стал первой величины вельможей, которому воспоминания о проказах молодости не доставляли удовольствия. Во всяком случае, в двух последних письмах фамильярное обращение заменено официальным. 9 января 1719 года Елена писала: «Милостивый мой государь, генерал, кавалер и фельтмаршал, светлейший князь Александр Данилович». Еще более пышный титул обнаруживаем в письме 1721 года: «Светлейший Римского и Российского государства, Ижерский князь, генерал-фельтмаршал и генерал-губернатор и от флота всероссийского контр-адмирал и Военной коллегии президент и многих ординов кавалер Александр Данилович».