— Вот епархия! — говорил Меншиков, поднимая указательный палец. — Полцарства!..
Губернаторам было положено жалованье: тысяча двести рублей в год деньгами да шестьсот четвертей хлеба, санкт-петербургскому — вдвое.
В 1720 году Меншиков отправился на Украину «строить новые конные части».
Государю он доносил:
«Все полки исправя и неоднократно экзерцируя, по Вашего Величества указу, разделил на три корпуса, из которых отправил 4 полка в Ригу, 10 в Смоленск, а остальной, из 12 полков состоящий, расставил по границе польской со стороны Стародуба».
Занимался Александр Данилович и «узнанием состояния поселян». Перечисляя все тягости, которые они несли, Меншиков предлагал: «чтобы лучше их положить в подушной оклад, обложа по 80 копеек[60] мужскую душу, сие послужит к их льготе, только бы уже ничего более с них не брать, а остатками от расходов сих подушных денег исправлять можно будет артиллерийские и другие надобности».
«И нашел здесь я, — доносил светлейший, — множество праздных под названием подбунчужных, которые все суть гетманские, старшинские и других всех чиновников, родственники, свойственники, ближние и дальние, и под сим видом проживают в праздности; почему я, дабы сих тунеядцев, приверженных к панам, разогнать и дать им дело, предложил гетману, чтоб приготовил их к походу в Смоленск, и по получении о сем от Вашего Величества указа, тот же бы час послал их туда».
В одном из своих писем Петр извещал Меншикова о том, что:
«С стоявшего у острова Наргина Английского и Шведского флота сделана была высадка на сей остров, где шведы сожгли у нас избу да баню».
Александр Данилович ответил:
«В учиненных обидах сих обоих флотов на острове Наргине, в сожжении бани и избы не извольте печалиться, но уступите добычу сию им на раздел, а именно: баню шведскому, а избу английскому флоту».
Меншиков имел основание так шутить. Россия господствовала на Балтике. И морские державы — особенно Голландия, Англия — из кожи лезли, пытаясь мешать усилению русского флота. Голландия по-прежнему отказывалась принимать на морскую практику русских солдат и матросов.[61] Английские агенты «обрабатывали» русских практикантов, учившихся кораблестроению, чтобы они не возвращались в Россию и принимали английское подданство. В 1719 году королевским указом было предписано всем англичанам, находившимся на морской службе в России, немедленно выехать на родину. А парламент принял билль, запрещавший английским подданным принимать русских в обучение кораблестроению и на морскую практику.
Так, по мере строительства русского флота, росло стремление морских держав всячески тормозить его дальнейшее укрепление.
Выполнив поручение государя, Меншиков 12 сентября 1720 года возвратился в Санкт-Петербург.
16
Ульрика-Элеонора не отказалась продолжать переговоры с Петром и отправила своих уполномоченных на Аландский конгресс. Польша и Дания также начали договариваться с Швецией, а английское правительство, без всякого со стороны России приглашения, прислало Петру предложение «быть посредником для заключения мира с Швецией». В Балтику вошли английские корабли.
Шведы изменили тон: начали запугивать русских уполномоченных возможностью «приступить к более выгодным для Швеции соглашениям с другими державами». Но проницательный Остерман стоял на своем.
«Швеция, — доносил он Петру, — дошла до такого состояния, что ей более всего необходим мир и особенно с царским величеством, как сильнейшим неприятелем… Если бы теперь ваше величество нанесли пущее разорение обнищавшей Швеции, то этим бы мы их принудили к миру».
Остерман, зная о давнишнем желании Петра сделать высадку на шведское побережье, настаивал на незамедлительном проведении этой операции.
— Мы хорошо понимаем, куда клонятся все ваши поступки, — мягко улыбаясь, говорил он шведскому уполномоченному Лилиенштедту, — но время, может быть, вам покажет, что вы обманываете сами себя.
Брюс, неодобрительно кривя тонкие губы, с обидным сожалением, скрипуче тянул:
— Тэ-эк… Тэ-эк и будет!.. Напрасно, господа, дорожитесь!
Петр привел в исполнение свой давнишний план: на шведский берег был высажен смешанный корпус из драгун и казаков.
Муж королевы, герцог Гессен-Кассельский, выступил было против этого десантного корпуса, но безуспешно — драгуны и казаки действовали налетами. Особенно казаки. Они молниеносно появлялись то там, то здесь, внезапно исчезали, с тем чтобы так же неожиданно появиться вновь, в другом месте, где их меньше всего ожидали. Шведы начали трепетать при одном слове «казак».
Остерман по-прежнему стоял на своем: складывая губы в слабую улыбку, стараясь и в таком деле казаться любезным, он предлагал оставить за Россией Ингрию, Эстляндию и Лифляндию, в вознаграждение же обещал до двух миллионов рублей. Шведы, желая выиграть время, надеясь на английскую помощь, давали уклончивые ответы.
Английский король изъявлял желание установить мир. но «если все старания, по причине царского отказа, останутся бесплодными, — заявлял он, — Англия оставляет за собой право, по силе договора со Швецией, принять меры, не совсем приятные для царя».
Георг успел примирить с Швецией прусского короля, гарантировав ему обладание Штеттином; по ходатайству и настояниям Георга Дания также подписала мирный договор с Швецией. Английский флот продолжал плавать в Балтике…
Но все это не испугало Петра.
Готовить новую высадку! — распорядился он: «Дабы неприятелю отдыха не дать и почаял бы, что конец компании, для того миром бы не умедлил».
Генералу Ласси был отдан приказ — опустошить берега Ботнического залива. Пять тысяч солдат и полтысячи казаков дано было генералу для выполнения этой задачи.
События оправдали столь решительную политику Петра. Продолжительность войны, постоянные неудачи, опустошение берегов, наконец, разгром флота — все это вызвало в Швеции всеобщее недовольство правительством.
Королева вынуждена была отказаться от престола в пользу своего супруга, принца Фридриха, который поспешил обнаружить миролюбивую политику: прислал в Петербург, будто к дружественному двору, посла с извещением о вступлении своем, на престол.
61
Еще в 1703 году русский посол в Голландии Матвеев, донося об отказе Голландии принять на морскую практику четыре тысячи русских солдат и матросов, писал, что «им то зело ненадобно, чтобы наш народ морской науке обручен был».