Так прошло два с половиной года, когда, наконец, была прорвана «ленинградская блокада». И к весне 1944‑го люди воспрянули духом.
Однажды поздно ночью в окно стариков раздался негромкий, но уверенный стук. Когда дед выглянул в окно, то увидел в свете луны человека, стоявшего перед домом в матросском бушлате и шапке.
— Сашка! — воскликнул радостно он. — Вставай, мать, твой сын приехал.
Но, когда он открыл дверь, то услышал:
— Нет, отец, это я — Семен. Здравствуй.
Мать заплакала и кинулась обнимать сына, не веря глазам своим.
— Ты как здесь оказался? — подозревая неладное, строго спросил, не подходя к младшему сыну, отец. — Ты должен быть во Владивостоке.
— Подожди, отец, дай Сене раздеться. Я сейчас печь разожгу. Смотри, как он замерз, — запричитала баба Настя.
— Ты, что молчишь? Почему пришел ночью и что это за странная на тебе форма? — опять обратился отец к сыну.
— Да, ты мне слова не даешь сказать, — разозлился, отрываясь от матери, Семен. — Успокойся, отец, я не дезертир. Я вам сейчас все объясню.
Дед почему–то сразу поверил. Видно его успокоил уверенный вид сына.
— Ладно, проходи, садись и рассказывай. Где ты пропадал столько лет?
— Пять лет, отец. Мы с тобой не виделись больше пяти лет, с тех пор, как я приезжал последний раз в отпуск. У меня за это время много чего произошло. А вы как тут жили? Немцы здесь были? Я вам писал, но письма, наверное, пока сюда не доходят.
— Ладно, у нас все нормально. Немцев здесь не было, хотя наших тоже не было. Так что выжили одни и, слава Богу. Нечего рассказывать, говори о себе.
И Семен рассказал. Рассказал о том, что в начале войны его с флота, после краткосрочных курсов политруков, перевели на службу в военно–морское училище во Владивосток. О том, что он женился на местной девушке, что в прошлом году у него родился сын, который вместе с матерью остался там, на Дальнем Востоке. А его в начале года направили, по личному желанию, в специальную офицерскую школу под Ленинград, где он сейчас и учится.
— А что это за такая специальная школа, — спросил недоверчиво отец, — в которую набирают только по желанию?
— Это школа называется СМЕРШ, «смерть шпионам», как назвал ее Сталин. В ней готовят специально для борьбы с немецкими шпионами и диверсантами.
— Ну, хорошо, а как ты здесь оказался? — опять возвращаясь к своим подозрениям, спросил отец, — только не говори мне, что тебя отпустили в увольнение среди войны.
— Да, нет, отец. Дело в том, что нашу школу часто бросают на заготовку дров для Ленинграда. Тем более что сейчас по лесам бродит много дезертиров и заблудившихся немцев. Так что совмещаем практику с полезным трудом. На днях нас завезли в лес недалеко отсюда, и я отпросился на ночь у командира. К утру должен вернуться.
— Сколько же это километров отсюда? — охнув, спросила мать.
— Да немного, мама, километров пятнадцать, — небрежно ответил сын.
— Мда, — только и сказал отец. — Тогда давай, мать, быстро выкладывай на стол, ему пора возвращаться назад.
— Нет, — сказал Семен, — уже не могу больше задерживаться. Я возьму все с собой.
— Мам, теперь все будет хорошо. Я буду рядом, — он обнял мать на прощание. — Отец, проводи меня со двора.
Во дворе отец, сразу же спросил:
— Что ты мне хотел сказать? Говори!
Семен взял в темноте руку отца:
— Отец, крепись и подготовь мать, — сказал он тихо. — Саша погиб.
Он почувствовал, как сжалась рука отца, и тот спросил:
— Как, откуда ты знаешь?
— Я уже здесь сделал запрос, и мне ответили, что мой брат погиб в первые дни войны под Мурманском. Их сторожевой корабль «Пассат», только что переоборудованный из бывшего траулера, вместе с другим таким же сторожевиком сопровождали транспортные суда в Баренцевом море. У острова Харлов их неожиданно атаковали три немецких эсминца. Сторожевики приняли неравный бой, и оба были потоплены. С «Пассата» пушка стреляла до последней минуты, пока он не скрылся под водой. Об их подвиге тогда писали в газетах. Мне сказали, что вы скоро получите официальное извещение.