— Да это измена!.. — буркнул он, ретируясь за стол и становясь в оборонительное положение.
— Никакой измены, капитан, один военный фортель, — отвечал Петр, — крепость в наших руках, просите пардону!
— Но комендант наш, Нестеров?
— Тоже взят в постели. Вам одним ведь с нами не справиться. Просите, говорю, пардону: по крайности, оставим вам оружие, отпустим вас с миром.
Суровые черты огнестрельного мастера осветились полусердитой усмешкой.
— Одним хоть нам с Нестеровым утешиться можно, — проговорил он — что ваше величество — ученик наш. Получите!
И с формальным поклоном он передал ученику свою саблю. Но тот ее не принял, а заключил старика в объятия и звонко поцеловал его в обе щеки.
— Именно, что вы же оба подучили меня победить вас, — сказал он. — Вы — да вон еще этот малый, — прибавил он, указывая на Меншикова. — Спасибо тебе, Да-нилыч, надоумил! Не знаю, чем и отблагодарить тебя.
— Одну милость, государь, я просил раз у тебя, — бойко отвечал денщик, — ты тогда отказал…
— Какую милость?
— Да когда ты впервой набирал потешных…
— А! Да, помню. Ты просился тоже в потешный полк. Тогда, точно, ты был еще слишком мал, не под стать моим молодцам. Теперь хоть выровнялся… Возьмете ли вы его к себе в товарищи? — отнесся Петр к присутствующим потешным.
— Как не взять, государь, коли ты пожелаешь: за честь почтем, — был единодушный ответ.
— Ну, так желаю! Быть тебе отныне, Данилыч, моим меньшим потешным.
XII
— Видел ли ты уже, государь, сию куншту? — говорил любимый царский карла Никита Комар, входя раз поутру, летом 1686 года, в опочивальню молодого царя и подавая ему какой-то бумажный сверток.
Развернув сверток, Петр увидел гравюру, представлявшую портрет правительницы-царевны Софьи Алексеевны.
— Сестра Софья, — сказал он. — Ничего, схожа.
— Схожа-то схожа, а высмотрел, разглядел ли ты, милостивец, в каком она тут обличии и параде?
— Вижу, аллегория кругом: Разум, Целомудрие, Правда, Надежда, Благочестие, Щедрота, Великодушие. Дай Бог ей все сии добродетели!
— Да это же не все, государь, — вмешался тут безотлучный наперсник царя Меншиков. — Государыня-царевна, гляди-ка, изображена в венце царском, с державой, со скипетром в руках да с надписью, вишь — «Самодержица».
Открытое, красивое лицо отрока-царя слегка омрачилось.
— Что ж из этого? — промолвил он. — Титулуется же она второй год уже и в грамотах, и в челобитных «самодержицею» наряду с нами, царями-братьями.
— А намедни, в мае месяце, была с вами тоже на царском выходе! Да гоже ли это для нее, царевны, при царях-братьях? Не погневись, государь, на смелом слове, но кабы были у тебя уши слышать все, что говорится кругом тебя…
Глаза Петра вспыхнули огнем.
— Что говорится? Ну!
Меншиков с опаской огляделся на присутствовавшего Никиту Комара.
— Да говори, не бойся! — заметил ему карла. — Не от меня ль ты Данилыч, больше и слышал? А я, государь, не выдумщик, вот те Христос! Говорю только, что своими ушами слышал…
— Так что же ты слышал? — прервал его Петр и нетерпеливо ногою топнул. — Каждое слово из вас обоих надо клещами таскать!
— Изволишь видеть, — начал Комар, — бают, что благоверная государыня-царевна наша, а твоя сестрица, Софья Алексеевна, живучи годами отшельницею в своем девичьем тереме, начиталась всяких назидательных житий святых отцов, святых жен, царей и цариц…
— А что ж в том дурного?
— Дурного в том ничего бы, кабы не заняло ее про-тиву всех житие некоей цареградской царевны Пульхерии… Так сказывали мне, государь: за что купил, за то и продаю.
— Ладно! Дальше-то что же?
— А та Пульхерия-царевна, слышь, тоже была келейница благочестивая, великовозрастная, за малолетством братца своего царя Феодосия заправляла царством и приняла титул «Августы», сиречь «Самодержицы»: Как подрос он, царь-от, она самолично указы ему всякие к подписи подносила, поженила его, на ком вздумала, а как преставился он волею Божьею (царство ему небесное!), сама же выбрала себе из царедворцев своих супруга и воссела с ним на престол царский[4].
— И Софья возмнила-де себя такой же Пульхерией? — воскликнул Петр. — Но я, слава Богу, не Феодосий!
— Ты-то, государь, может, и нет…
— А кто же?
— А старший братец твой, царь Иван Алексеевич, не в зазор его царской чести: женила же его, не спросись, сестрица позапрошлым годом, как только ему шестнадцать лет исполнилось, на девице Прасковье Федоровне Салтыковой. Покуда-то Господь им только двух дочек дал, а даст сынка-царевича, так царевна именем племянника до смерти своей, поди, Москвой да и всем государством Московским заправлять станет. А о тебе и помину не будет.
4
Император византийский Феодосий II царствовал с 408 по 450 г., Маркиан, муж Пульхереи — с 450 по 457 г.