— Только скажи, — усмехнулся Стас.
И больше они ни о чем, кроме предстоящей охоты, в этот день не говорили. Сам Панкратов узнал о том, что отстранен от дела, наутро.
Людмила Александровна Завьялова с удовольствием обвела взглядом стены кабинета, ненадолго задержавшись на последнем своем приобретении — очаровательной акварели молодого и, несомненно, очень талантливого художника. Да, у нее есть все основания считать, что жизнь в итоге все-таки сложилась. В принципе… Особенно если учесть, как именно она много лет назад началась.
И словно в ответ на ее мысли в кабинет постучали. Не успела Завьялова открыть рот, как дверь распахнулась и на пороге появился Петров. Тот самый Виктор Васильевич Петров, который к этому самому началу ее жизни имел непосредственное отношение, но который по сей день так и не удосужился ее узнать. Отец Насти… Прямо скажем: еще немного, и у нее будут все основания считать эту семейку для себя роковой.
— Глубоко извиняюсь, — Виктор Васильевич с почтением глядел на Завьялову, — но я пришел к вам с нижайшей просьбой: все вокруг в один голос твердят, что у вас прекрасный вкус.
Завьялова пристально посмотрела ему в глаза. Вся поза и преисполненный трепета взгляд художника свидетельствовали об одном: она для него и во-первых, и в-последних — важная чиновница и… не более того.
— Спасибо, — сухо отозвалась Людмила. — Но у меня довольно плотный график. Поэтому, если можно, покороче…
— Да-да… — Петров суетливым движением засунул руку во внутренний карман пиджака и, вынув оттуда большой цветной снимок, положил его на стол перед Завьяловой. — Вот… Моя лучшая картина. Я работал над ней пятнадцать лет! И все эти годы ждал именно этой выставки!
— Какой?
— Этой! «Россия на рубеже веков»!
— А-а-а, конечно-конечно… Я хорошо знаю ее устроителей.
— Вот и отлично! — Раскрасневшаяся от волнения физиономия Петрова расцвела в улыбке. — Значит, можете мне посодействовать… Вы только взгляните на снимок: размах, цветовая гамма… Главное — детализация… А название? «Русь предстоящая»! Ведь это — прямо в копейку, извините за вульгаризм.
— Извиняю.
— Так вы согласны, что тема соответствует?!
— А что, кто-то говорит, что нет?
— Понятно кто! Идиоты из МОСХа!.. Так что мы будем с вами решать, Людмила Александровна?
Петров вытащил из кармана не первой свежести платок и вытер взмокший от волнения лоб.
— А что тут решать? — Завьялова насмешливо взглянула на него и пожала плечами. — У меня тоже есть к вашей картине свои претензии…
— Да? Ну это понятно: у любого человека к любой картине могут быть свои претензии. Мне главное, чтобы ее увидели люди именно сейчас…
— Вы слишком много говорите, Петров! Меня-то вы хотите послушать или мое мнение вас не интересует?
— Что вы! Как можно? Конечно, интересует!..
— Ну что ж… Взгляните вот сюда, — она ткнула пальцем в снимок, — в этом месте у вас ясно звучит тема брошенных женщин… Их образы весьма схематичны, а мысль звучит в лоб: уход непонятого гения от не понявших его представительниц слабого пола… Мужчина у вас — личность, а женщины, оставшиеся позади, — так… Нечто вроде использованных подштанников!..
— Ну это вы уж слишком грубо… — растерялся Петров.
— Зато точно!
— Не смею спорить… Это и есть ваша претензия?
— В общем-то, да.
— Я могу переделать…
— Господи… Вы хоть сами-то поняли, что сказали? Художник, готовый «переделать» собственное «Я» в угоду выставочному комитету… Ладно, повесим мы вашу картину!
— Что?.. — Петров явно не поверил своим ушам.
— Я сказала — повесим… Все, до свидания! Вас известят официально!
— Спасибо вам, Людмила Александровна, — пролепетал Виктор Васильевич, пятясь к дверям. — Спасибо…
— Идите с Богом, — махнула рукой Завьялова. И, дождавшись, когда за ним закроется дверь, подняла трубку телефона и набрала номер.
— Петюня? Привет! У меня к тебе дело. Ты на выставке «Россия на рубеже веков» будешь?.. Отлично! Слушай внимательно: туда всеми правдами и неправдами запарили абсолютно бездарное полотно «Русь предстоящая». Уж будь добр, скажи в эфире все, что сумеешь, об этой мазне… Да, материал заказной, платим, как всегда, хорошо, так что уничтожай тоже качественно… А если еще и напишешь… Где? В «Литературке»? Вот и отлично! И подумай, где еще… О’кей, целую!..
Успокоилась Людмила Александровна лишь после пятого звонка аналогичного содержания. Вернув трубку на рычаг в последний раз, она со злорадством посмотрела на оставленный Петровым снимок и многообещающе прошептала: