— Здорово, Константин Генрихович! Мы без эксперта — как без рук, — признался я.
— Так и Константин Генрихович с Громом — большие молодцы! Помогли на днях по горячим следам грабёж лавки раскрыть. Хозяин на ночь запер — утром пришёл: замок сорвали, всё что можно — вынесли. Вызвал нас. Приехали мы, значит. Свидетелей как всегда — нет. Одна надежда на Грома. Тот только понюхал чуток и сразу вперёд. Мы за ним, еле поспевали. В итоге пёс привёл нас к воровской хазе, — доложил Леонов. — Остальное — дело техники.
— Надеюсь, обошлось без перестрелки? — посмотрел я на своего зама.
— Какая перестрелка! — махнул тот рукой. — Эти придурки на радостях самогонки нажрались, мы их буквально голыми руками взяли. Они только на второй день в себя пришли, причём уже за решёткой. Сейчас показания дают. Оказывается, это не первая кража.
— Почаще б такие раскрытия, — порадовался я за своих.
Мы бы ещё посидели-поболтали, но явилась грозная постовая медсестра и попёрла моих посетителей из палаты. Оказывается, мне нельзя докучать (хотя какая уж тут докука — скорее наоборот) больше пятнадцати минут.
Мужики вышли, оставив в палате дежурный набор гостинцев, а я снова предался скуке. Больничная жизнь для идущих на поправку пациентов наряду с хроническим недосыпом всегда несёт в себе и такую неотделимую составляющую, как тоска. Ты тупо лежишь на койке и в промежутке между процедурами понимаешь, что, собственно, заняться-то и нечем. Читать, даже газеты, почему-то не разрешили. На разговоры по душам тоже как-то не тянуло.
Кое-кто из больных пытался флиртовать с медсёстрами, причём без особого успеха. А я не мог прогнать из головы образ так удивительно похожей на мою покойную супругу Насти. Не мог поверить, что это — совсем другой человек.
Внутри забеспокоились, заворочались прежде забытые чувства. Сначала охватил острый приступ ностальгии. Я снова вспомнил, как мы когда-то познакомились, как сыграли свадьбу, как мне долго пришлось завоёвывать доверие у её отца. А вот тёща у меня оказалась просто золотой. С первого дня сказала, что всегда будет на моей стороне, так и произошло.
Какая бы кошка не пробегала между мной и Настей, тёща никогда не подливала масла в огонь и старалась загасить огонь конфликта.
На следующий день я уже начал вставать и потихоньку ходить, касаясь за стену коридора. Эти маленькие самостоятельные вылазки из палаты действовали лучше любого лекарства.
Иногда, в часы дежурства ко мне заглядывала Настя Лаубе. Мы выходили в небольшой парк, примыкавший к больнице, и прохаживались по аллейке в тени деревьев.
Девушка оказалась интересной собеседницей. Мы могли обсуждать самые разные темы: от искусства, до политики. А я… я с ней чувствовал себя прежним Георгием Побединым и, когда гулял с Настей по парку, словно возвращался в прежние времена супружеской жизни.
Иногда возникало желание рассказать девушке всю правду обо мне, что я в действительности совсем не тот, кем меня считают, что по загадочной причине оказался перенесённым в прошлое и, вдобавок, в молодое, но всё же чужое тело. И что случилось с настоящим Георгием Быстровым — большая загадка для меня.
Я всё больше склонялся к мысли, что он умер, погиб перед тем как мою душу или разум, даже не знаю, как это охарактеризовать, заперли в его телесной оболочке.
Все нуждаются в человеке, с которым можно быть откровенным. Я — не исключение.
Потом здравый смысл брал своё. С какой стати мне грузить Настю чужими, в сущности, проблемами? Стоит ли открывать лицо?
Что она подумает обо мне? Скорее всего, примет за психа и будет считать таковым до конца моих дней.
Так что закроем этот вопрос раз и навсегда.
Надо смириться с тем, что здесь я был, есть и буду тем самым Быстровым, начальником рудановской милиции.
И у меня тут появились настоящие друзья.
Я не телепат, не умею читать чужие мысли. Но, когда у тебя за спиной жизненный багаж в полвека, начинаешь постепенно разбираться в людях, даже в молоденьких девушках.
Не могу сказать, что Настя вдруг меня полюбила. Любовь — чувство, которое хоть и может зародиться сразу, однако проверяется временем. Если подобрать точную характеристику — я понял, что тоже стал ей интересен. Поэтому она с явным удовольствием приходила на эти маленькие прогулки, которые я в шутку стал называть для себя свиданиями. Однако, может, не такая это уж и шутка?
Она больше не спрашивала меня о той Насте, что осталась в прошлой жизни, и я был за это ей благодарен. Иногда не стоит ворошить то, что было так далеко, что иногда кажется уже хорошим, добрым, но всё-таки сном.
Чувствуя нарастающую симпатию к девушке, я вдруг осознал для себя, что не совершаю измены по отношению к моей Настеньке. Любовь к ней никуда не ушла, но при этом вдруг открыла двери для чего-то нового, такого же светлого.
Я, пятидесятилетний мужик, видавший огонь, воду и медные трубы, по роду профессии привыкший подозревать всех и каждого, решил идти этому чувству навстречу.
Даже если Настя не ответит взаимностью…
Эта идиллия могла продолжаться долго, но на то и жизнь, чтобы давать нам хорошую встряску.
Я пришёл в парк чуть пораньше — Настя задерживалась возле нового пациента. Внезапно, кто-то подошёл ко мне сзади и тихо произнёс:
— Товарищ Быстров, здравствуйте.
Я узнал голос, он принадлежал племяннику Смушко — артисту, который получил от меня спецзадание устроиться в губернское отделение «Главплатины» и привлечь к себе внимание бандитов. Я возлагал большие надежды на него. С помощью этого парня я собирался стравить две главные банды в округе.
Племянник Смушко идеально подходил для этой роли.
— Рад вас видеть, Александр! — сказал я.
Мы пожали друг другу руки.
— Вот, узнал, что вы в больнице, потому и пришёл сюда. Надеюсь, нас тут не увидят, — произнёс молодой человек.
Он вёл себя на удивление смело. На его месте я бы точно чувствовал себя не в своей тарелке.
— Давайте всё же отойдём подальше, тут есть пара укромных местечек, — предложил я.
За последнее время я успел изучить парк вдоль и поперёк.
Мы спрятались за развесистой кроной дерева, подальше от любопытных глаз. В это время тут мало кто ходит, но предосторожность никогда не бывает лишней. Особенно, в нашем ремесле.
— Я, так понимаю, вы здесь не ради того, чтобы меня навестить, — произнёс я.
Юноша кивнул.
— Так и есть, товарищ Быстров. У меня новости: на меня вышли сначала люди Алмаза, а потом и Конокрада. Что будем делать дальше, Георгий Олегович?
Глава 2
Эх, как оно не вовремя вышло. Как нарочно, я пока валяюсь в больничке, а отсюда не больно-то покоординируешь действия. Леонов хоть и толковый опер, но всё равно — опыта у него маловато, может напортачить и угробить всю комбинацию.
Как ни крути, придётся срочно выздоравливать. Так что мой следующий шаг — к лечащему доктору, уламывать всеми правдами и неправдами, чтобы выписывал. Если заартачится — сбегу.
Но это чуть погодя, как только закончу разговор с моим «казачком», сначала надо выпытать подробности.
— Расскажи, как всё произошло, в деталях, а потом я тебе изложу дальнейший план действий, — сказал я.
— Хорошо, Георгий Олегович. Как я уже говорил: первым на меня вышел человек Алмаза. Представился каким-то Кочей.
— Кочей? — в мозгу вспыхнула «лампочка».
А ведь я уже слышал это прозвище. Это бандит, грохнувший экспедитора Дужкина. Выходит, Коча не только мокрухой занимается… На переговоры абы кого не пошлют, то есть Коча — реально важная фигура в окружении Алмаза, пусть и изрядно потрёпанном моим предшественником — Борисом Токмаковым.
Сцапать бандита, тряхнуть как надо и выйти на всю шайку… Нет, мне надо, чтобы две шайки схлестнулись между собой и, по сути, ликвидировали сами себя по максимуму. Мы подключимся чуть попозже.
— Да, Кочей, — кивнул Александр.