— Айсуо, слетай к нашим, скажи, пусть за девицей Мехмовой слежку установят. Только осторожную, без перегибов.
— Да, госпожа, — почти невидимая фигура взмыла над крышами. Я проводила мальчишку взглядом и тут же стукнулась носом о широкую спину в вонючей рубахе.
— Куды прёшь, кобылья дочь?! Ой, простите великодушно, госпожа Крим…
Рябой мужик с клочковатой бородой, на которого я налетела, поспешно отходил в сторонку, пытаясь при этом кланяться. Где-то я его видала… ну да, плотник, герой драк с ткачами. Если постараюсь, то имя вспомню. Как же его… ага!
— И тебе подобру-поздорову, Ессий. Опять пакостить намылился?
Мужик широко заухмылялся, показывая дырки вместо передних зубов.
— Да как можно, госпожа Крим! Мы люди степенные, законы чтим…
— Особенно вы законы по праздникам чтите. Я тебе серьёзно говорю, Есь: мужу это надоело. Ещё одна драка с ткачами — и будешь плотничать на каторге. Моё дело предупредить.
Наверное, это жестоко, но в прошлый раз было три проломленных головы и один перебитый позвоночник. Роннен сам обожает молодецкие забавы, хотя никогда не признается, но меру же надо знать! Как сказал благоверный: "Зачинщиков посадим, остальные поутихнут". Он прав: бунтовать против Крима народ поостережётся.
Ессий насупился и пробормотал что-то о традициях. Мол, "мы их бьём, они нас — обычай такой".
— А теперь будет иной обычай: приходят стражники и всех драчунов забирают. Себя не жалеешь, так детей побереги. Ты на свободе-то лишь потому, что жена пятерых не подымет. Думаешь, не знаем о твоих делах с плотогонами? Вот то-то. Остерегись, Ессий!
Мужик поторопился убраться, бормоча что-то полублагодарственное, полуугрожающее.
Плотогоны были головной болью магистрата, а значит, и городской стражи. Заодно с брёвнами ребята чуть ли не в открытую гоняли контрабанду. Когда муж их прижал, начали выдумывать тайники. Эти бы изобретательные головы, да на добрые дела!
Меня плотогоны напрямую не касались; моё дело — убийства. Я оперативник, а не таможенник. А Роннен у нас специалист крайне широкого профиля, вот он и отдувается каждый год. Нынче дорогой супруг обещал преподнести наглым контрабандистам подарочек, но подробностей мне не сообщил. Ожидаю с нетерпением: когда благоверный всерьёз озлится, предмету его сильных чувств обычно приходится туго.
Ессий на площадюшке крутился не один: человек пять возводили деревянный помост. Весело тюкали топоры и молотки. Время от времени плотники отпускали смачный комплимент пробегающей мимо красотке. Город готовился к Восхождению. Полусветское, полурелигиозное торжество: день, когда согласно легенде первый Великий Патрон воцарился в столичном мире. Тогда у столицы ещё было самоназвание… Древние времена, жестокие нравы. Хотя меня, честно признаться, бесит безликая "столица". Даже с маленькой буквы. Не знаю, почему — просто бесит.
Восхождение всегда было праздником… бурным. Карнавал, ночные гулянья, пьяные дуэли и просто драки, забывшие о приличиях парочки, бурление гормонов и отсутствие мозгов. Да, я не люблю массовых празднеств. После них остаётся много трупов. Раскрыть преступление обычно просто, но уж больно несерьёзными оказываются мотивы. А у меня имеется дурацкое убеждение: если уж убиваешь, так потрудись заиметь достойную причину.
Иначе на каторгу отправлять жалко.
Печальные размышления о предстоящих неприятностях прервал женский вопль, и полная, немолодая, но ещё привлекательная баба свалилась передо мной на колени.
— Госпожа Крим, помилуй! Верни мужа!
Страшное виденье Роннена-двоежёнца промелькнуло перед глазами и исчезло. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Передо мной обычная городская сумасшедшая. Вот за подол уцепилась, как клещ за собачье ухо — это зря, но не лупить же мечом по рукам! Придётся поговорить.
— Встань, добрая женщина. Встань и расскажи о своей беде.
— Не встану, пока не отдашь мужа!
Терпение, ау! Где ты?
— Как я его тебе отдам посреди улицы? Из-под юбки выну? Что за муж-то хоть?
Ну, Роннен Крим, если ты…
— Мой муж! Кеун Мураш, лопатник!
Первая реакция — облегчённый выдох. Не Роннен. Другой.
Вторая — недоумение. И когда это я уводила из семьи лопатника Кеуна Мураша?
Детство моё, равно как и юность, прошли в твёрдом убеждении, будто в средневековье всякого рода работой по металлу занимались кузнецы. И всё. Жизнь в Дойл-Нариже развеяла девичьи грёзы. Лопаты делает лопатник, пилы — пильник, иглы — игольник… Есть бидонщики, замочники, гвоздники, а военных обслуживают шлемники, латники, мечники и так далее. Медведями с широченными плечами и крепкими кулаками были далеко не все представители этих профессий. Большинству не требовалось.
Кеун Мураш… Впервые о таком слышу.
— Успокойся, добрая женщина. Расскажи мне, когда и как пропал твой муж.
Госпожа Мураш поднялась на ноги, отряхнула платье. Слёз вытирать не стала.
— А ты не знаешь? Ты же сама послала его на задание! Он сказал, уж мне-то муж брехать не станет! Верни его, змея!
— Придержи язык, — кажется, от моего тона должны были покрыться инеем цветы на балкончике дома напротив. Всё-таки иногда полезно слушать разносы, которые супруг устраивает магистрату. Орать на городской совет начальник стражи права не имеет, но голосом играет бесподобно.
Женщина съёжилась, но продолжала умолять:
— Верни мужа, госпожа! Он не стражник, не рушь семью, у нас двое деток… Что он может сделать, чего не сумеют ваши храбрые люди?
Как я люблю дур, слепо доверяющих мужикам!
— Идём со мной.
— Куда, госпожа?
На кудыкины горы, собирать помидоры, блин.
— К начальнику стражи. Там и поговорим. И прекрати выть! Я постараюсь, слышишь? — постараюсь вернуть твоего Кеуна. Обещаю.
Если он ещё жив, конечно. Но этого я говорить не стану.
Таверна "Медведь и сокол", семь лет назад
Церемония присяги была быстрой и скучной. Но собравшиеся в комнате люди внимали с умилением на лицах. Ей-ей не вру!
Когда в комнатёнку набилась прорва бряцающего всякими железяками народа, стены тут же, кажется, стали ближе, чуть ли не вплотную сошлись. И запах… да, я сама не благоухаю "Шанелью", но мне перед присягой хоть дали вымыться в бадье. И принесли чистую одежду. Мужскую, правда. На три размера больше. Ну, штаны поясом перетянула, а с рубашкой надо что-то делать. Нет, я понимаю, вводить мужчин во искушение не следует, но хоть рукава подрезать! Опять же, пистолет куда-то девать надо, корсет ведь отобрали. Пока заткнула за пояс, однако натирает, да и будущий лорд нехорошо косится на странную вещицу… Надо будет Айсуо попросить подправить наряд.
Роннен тоже помылся — и у него запасная одежда, разумеется, нашлась. Остальные так перебивались. Окно не стеклянное, открыть не представляется возможным — так что амбре образовалось неописуемое. Ладно, переживём. Не впервой.
Я опустилась на колени, вложила руки в ладони Крима и произнесла: "Мой лорд, я становлюсь вашим человеком". Затем он задавал вопросы; моей обязанностью было отвечать: "Да". В частности, я обязалась хранить верность, исполнять приказы и ходить со своим сюзереном в походы "против всех мужчин и женщин, как живых, так и мёртвых". На последнем обещаньице меня, если честно, передёрнуло. Со здешней замечательной магией и не поймёшь, насколько близка перспектива столкнуться с ожившим трупом.
Особо оговаривалось, что я понимаю, с кем связалась. Что сюзерен у меня в данный момент опальный, и даже заплатить мне не может, как следует. Зато с шантажом у него всё в порядке! Умеет, блин, делать предложения, от которых нельзя отказаться. Это, само собой, вслух не произносилось.
Соответственно, лорд обязался беречь мои жизнь и имущество, отстаивать интересы вассала перед другими мирньердами и правителями, а также обеспечить "в свой срок" владениями. Земельными, ага. Шесть соток, видимо. Что я с ними делать буду, хотелось бы знать. Впрочем, перспектива обзавестись огородиком ещё очень и очень призрачна. И вообще, могилка метр на два на полтора тоже может считаться земельным наделом.